Попоранизм, царанизм и пути развития Румынии

На рубеже XIX—XX вв. в Европе получила распространение доктрина аграризма, румынским вариантом которого явился ца-ранизм — учение о приоритетной роли в экономической и социальной жизни крестьянства. Появление его было отнюдь не случайно. Четко обозначившееся малоземелье крестьянства, растущая помещичья эксплуатация переплетались с новыми формами угнетения со сто­роны капиталистического города: с тяжелыми условиями банковских кредитов, «ножницами цен* на промышленные товары и сельско­хозяйственные орудия, с одной стороны, продовольствие и постав­ляемое деревней сырье — с другой. В Румынии эти процессы ощу­щались исключительно болезненно. Миллионная масса крестьян владела лишь половиной земельного фонда, другая принадлежала нескольким тысячам помещиков. Последние, в конкурентной гонке с высокопродуктивным хозяйством США, Канады, Западной Европы на мировых рынках все туже сжимали петлю эксплуатации селян. Арендная плата достигла и даже превышала половину урожая. Ответом деревни явилось мощное крестьянское восстание 1907 г., прокатившееся по всей стране.

Либерально-консервативная олигархия, управлявшая Румынией, помимо расстрелов, пыток и тюрем, порки населения целых сел, провела реформы в столыпинском духе, стремясь насадить в деревне прослойку «крепких мужиков», пустив в продажу ограниченное количество земли, расширив систему кредитов и кооперации. По­ставленной задачи она не решила, социальной напряженности не снизила. В течение десятилетий румынское крестьянство оставалось пассивным наблюдателем в массе избирателей либеральной и кон­сервативной партий. Но время послушного следования за «своим боярином» истекло. Все интенсивнее становятся попытки идеологиче­ского и политического обоснования особых интересов крестьянства во всех сферах социальной и политической жизни и необходимости его организационного размежевания с партиями олигархии. Поиски шли с опорой на теоретическое наследие лучших умов прошлого, на выработанные ими концепции развития сельского хозяйства как решающего звена всей экономики страны.

Завершенную концепцию в середине прошлого столетия разра­ботал выдающийся революционер-демократ, но не социалистичес­кого, а уравнительного направления Н. Бэлческу, активный участник революционных событий 1848 г. Он возвысился до понимания того, что все социальные проблемы его времени группировались вокруг одной —феодального аграрного строя, и бо­ролся за их революционное решение. Боярство он именовал «ган­греной», свирепствовавшей в дни мира и войны. Силой, обманом,

190

с помощью юридического крючкотворства захватило оно земли не­когда свободного крестьянства: «Самые одиозные процессы и ныне происходят в трибуналах двух княжеств; похитить у крестьянина его парцеллу считается делом чести... Крестьянство деградирует и деморализуется в результате неволи и нищеты; боярство — от бо­гатства и произвола».

Но резкое осуждение собственности у Бэлческу относится лишь к одной ее форме — феодальной; он поясняет, что все то зло, что он клеймит, происходит не от порочности самого принципа собст­венности, а от злоупотребления при его воплощении в жизнь. Сама же «собственность породила сельское хозяйство, торговлю, промыш­ленность и все чудеса цивилизации». Достаточно привести закон в соответствие с требованиями прогресса — и общество расцветет. Нужно лишь «предоставить каждому... прежде всего землю, а затем капитал, необходимый для ее обработки». По его представлению, достаточно запретить продажу земли за пределы общины, создать национальный земельный фонд и возможность экспроприации кре­стьян — исчезнет и прекратится «эксплуатация человека челове­ком» ².

Величие борьбы и узость целей крестьянства отразились в мировоззрении Бэлческу; с точки зрения социальной он не пере­шагнул крестьянского требования раздела земли. Более того, на «черный передел» он не замахивался. По существовавшему со вре­мен средневековья обычаю помещик отдавал две трети своей земли крестьянам за оброк, а оставшуюся треть обрабатывал их барщинным трудом. Бэлческу полагал, что эти две трети надо передать селянам в собственность. Он не только соглашался на сохранение, в урезанном виде, помещичьей собственности, но и предусматривал выкуп, точнее, откуп, известную компенсацию бо­ярам, ибо он считал подобную меру не справедливой, а социально целесообразной, рассматривая ее как способ избежать гражданской войны.

В 1864 г. была наконец осуществлена аграрная реформа и отмена барщины на основах, далеких от «подрывных принципов». Ма­териальные интересы помещиков учитывались в полной мерс. На­деление производилось в первую очередь за счет государственного земельного фонда, у крупных землевладельцев отрезали 1,2 млн га, или приблизительно четверть принадлежавших им площадей. На крестьян был наложен тяжелый выкуп, примерно в полтора раза превышавший реальную стоимость полученных ими наделов. Размеры участка зависели от имевшегося в крестьянском хозяйстве рабочего скота. Владельцам полной упряжки (четыре быка) пола­галось 5,5 га в Валахии и 7,3 в Молдове (всего 72 тыс. дворов); 202 тыс. середняков получили в среднем по 4,4 гектара; 134 тыс. бедняков — по 2,9 га, 60 тыс. семей — лишь приусадебные участки.

Эйфория в деревне по случаю приобретения земли продолжалась недолго. В 1865 г. страну поразила засуха и недород, нанесшие удар не только по экономике, но и по надеждам селян. В условиях экстенсивного земледелия той поры минимум земли, необходимый

191

для ведения самостоятельного хозяйства, составлял 5 га. Такая площадь требовалась, чтобы прокормить семью, обеспечить фуражом скот, продать часть урожая, уплатить налоги и сделать самые нужные, определяемые невероятно скромной жизнью покупки. Ме­нее четверти «наделенных» получили такие участки. Все прочие, избавившись от бича барщины, попали в тиски малоземелья. Выход открывался один — брать землю в аренду у «боярина» или нанимать­ся обрабатывать его угодья со своим рабочим скотом, инвентарем и семенами.

Мировой аграрный кризис 70-х годов больно ударил по Румынии. Стремясь выдержать конкуренцию дешевого зерна из США и. Ка­нады, появившегося на европейских рынках, румынские помещики отягчали условия аренды и отработок. Помещик стал забирать у арендатора треть, а то и половину урожая.

Конечно, потребовалось какое-то время, чтобы выявилась сла­бость и недостаточность реформы 1864 г., и общественная мысль вновь обратилась к жгучему аграрному вопросу. В крестьянской по преимуществу стране встал он и перед участниками зародившихся в 70-е годы революционных кружков. В их числе было немало народников, выходцев из России. Н. Зубку-Кодряну и К. Добро-джану-Геря оставили заметный след в политической жизни страны; можно упомянуть также Н. К. Судзиловского-Русселя, зятя В. Г. Короленко, В. Г. Ивановского (доктора А. Александрова), 3. Арборе-Ралли, П. Аксельрода, Н. Чубарова, А. Дическу. Они принесли с собой теоретический багаж народничества и ореол не­преклонных борцов против тирании.

Но имелась ли в Румынии почва для распространения народниче­ского движения? Существовали ли условия для того, чтобы семена идей, принесенных из России, дали всходы?

Сходной была социально-экономическая структура в двух стра­нах: пережитки феодализма в сельском хозяйстве; малоземелье де­ревни, значительные элементы внеэкономического принуждения, политическое бесправие и беспросветная нужда — вес это роднило румынскую действительность с российской. Близким был и взгляд передовых мыслителей на крестьянство как на основную силу рево­люционного прогресса. Но имелись и кардинальные различия.

Община в румынской деревне прекратила существование; кре­стьянство стремилось в ходе многочисленных выступлений, иногда перераставших в восстания, получить помещичью землю в собст­венность. Идея «крестьянского социализма» его не вдохновляла. Исходная точка всех народнических построений в Румынии не су­ществовала. Призыв некоторых участников социалистических круж­ков: «Надо бороться против фальшивого мнения о разделе земли и проповедовать принцип общей собственности, без которой ничего нельзя сделать», — не встречал здесь отклика ³.

Отличными были и политическая обстановка, и идейный климат в стране. Самодержавия не существовало, не было иллюзии всемо­гущества верховной власти и отсутствовал соблазн ее искоренения путем насильственного устранения единственного ее носителя.

192

Террористическая тактика народовольцев не встречала сколько-нибудь серьезного отклика.

По всем этим причинам заметного воздействия на формирование аграрной программы прогрессивных сил Румынии народники не оказали. Но идея о первенствующем значении крестьянства в судь­бах страны, сохранившаяся после периода «бури и натиска» «На­родной воли», унаследованная либеральным течением во главе с Н. К. Михайловским, идея, имевшая глубокие корни в Румынии, продолжала играть значительную роль. И не случайно в стране получил широкое развитие попоранизм (само название — точный перевод русского слова «народничество»), сложное общественно-политическое, литературное и культурное течение, объединявшее тех, кто, по словам его лидера Г. Ибрэиляну, «сочувствует и жалеет крестьянина» и считает своим долгом исполненную энтузиазма рабо­ту во имя его блага. К течению примкнула плеяда выдающихся писателей, таких, как И. Л. Караджаде, Дж. Кожбук, Ал. Влахуцэ, М. Садовяну, Т. Аргези, для которых понятие «патриотизм» воп­лощалось в любви и заботе о сеятеле, хранителе и защитнике страны. Вполне закономерно автором попоранистских социально-экономических концепций стал бывший русский народник К. Стере. На новой родине он превратился в воинствующего антисоциалиста и убежденного противника революционных методов борьбы. Видный деятель национал-либеральной партии, он весной 1907 г., в лихую пору великого крестьянского восстания, занял пост префекта Ясского уезда, участвуя в этом качестве в подавлении «мятежа». А вслед за кровавой расправой над повстанцами он опубликовал в журнале «Вьяца ромыняске» («Румынская жизнь») серию статей под заго­ловком «Социал-демократия или попоранизм?», которую можно считать своего рода теоретической основой зарождавшегося ца-ранизма.

Стере исходил из неопровержимого, как он полагал, постулата об отсутствии перспективы крупнопромышленного развития в такой маленькой и отсталой стране, как Румыния. Саму эту возможность он непременно связывал с завоеванием внешних рынков, на что никаких надежд не существовало. Уже функционировавшие заводы и фабрики были, по его мнению, обязаны своим рождением искус­ственно созданным государством условиям — высоким пошлинам и закону о покровительстве индустрии: «Болеющая бледной немочью „крупная промышленность" может за малым исключением, как по мановению волшебной палочки, исчезнуть от простого росчерка пера, лишающего ее „преимущества"» ⁴. Вероятность роста внут­реннего спроса он игнорировал. Как Румыния потребляла 700 ва­гонов хлопчатобумажной пряжи (или по килограмму на душу на­селения) в год да по два килограмма сахара, так и будет во веки веков. Мир навсегда расколот на государства промышленно развитые и аграрные, и Румыния всегда будет в числе последних: «Лишь невежество и идея фикс маньяка могут породить грезы об индустриализации Румынии» ⁵.

193

После столь сокрушительного приговора взглядам социалистов Стере переходит к основной части своего исследования, посвящен­ного деревне. «Что крестьянство может докатиться до нищеты, до самого бедственного положения, не нам, румынам, отрицать», — констатирует Стере. Однако причины всех несчастий он ищет вне деревни; внутри самого крестьянства эксплуатации нет: «Крестьянин в действительности не является ни пролетарием, ни буржуа, а особой социальной категорией, за счет которой поднялись все прочие социальные классы, не исключая в значительной степени и индустриального пролетариата»^б. Крестьянин владеет средствами производства и не использует наемного труда; крестьянство — «недифференцированная база общества» ⁷.

В действительности эта «единая масса» давно стала рассыпаться. Распределение земельной площади свидетельствовало об этом. Из двухсоттысячной массы батраков немалая часть гнула спины на полях односельчан, и отношения ее к хозяевам отнюдь не скрашивались чертами патриархальности, воспевавшейся румын­скими литераторами из числа любителей старины. Стере не мог не знать об этом и, противореча сам себе, признавал: «В недрах нашего крестьянства можно заметить выделение нового социального эле­мента — зажиточных», — что может дать всходы «антагонизма инте­ресов» ^s. Но эти одиночные свидетельства не повлияли на систему его взглядов. И как заключительный (и основной) аккорд в рас­суждениях К. Стере звучал тезис о стойкости и экономической эффективности мелкого производства в сельском хозяйстве. Ссыла­ясь на Э. Бернштейна и К. Каутского, он утверждал: «Совершенно неожиданно оказалось, что мелкая крестьянская собственность не подчиняется неумолимым законам экономического развития и... не желает исчезать!» ⁹, — что же касается крупного производства, то оно топчется на месте и даже отступает. После этого делался однозначный вывод: «Надежды на социализацию крестьянства с помощью „концентрации" должны затухнуть» ¹⁰.

Ко времени публикации последних очерков со стороны социал-демократов послышались возражения. Его взгляды на инду­стриализацию, жаловался Стере в шестом очерке, толкуют вкривь и вкось. Он против не всякого промышленного развития, а против слепого копирования западного варианта. Он за распространение зимой, в пору вынужденного крестьянского безделья, домашних промыслов. Современная техника плюс кооперация позволяет ме­ханизировать самую скромную мастерскую. То же можно сказать о мелкой городской промышленности. Существуют, наконец, отрасли, где иное производство, помимо крупного, просто не­мыслимо.

Идеальный строй для Стере тот, при котором «все наше хозяйство опирается на крепкое крестьянство, владеющее обрабатываемой зем­лей, и которое с помощью совершенной системы кооперативных обществ соединяет преимущества мелкой собственности с техническими достижениями, доступными лишь крупной» ^п. Ру­мынии не следует тщеславно воображать, будто она призвана

194

прокладывать новые пути в истории: «Будем счастливы, если удастся удержаться не слишком далеко от передовых...»¹². И Боже избавь от каких-либо революционных потрясений! Под свежим впечат­лением великого мятежа 1907 г. Стере призывал ни в коем случае не повторять этого «печального опыта». Связанные с ним «неизбеж­ные и необходимые репрессии с их фатальной чередой насилий, произвола, мести, административных гонений, отравления общест­венной жизни взрывом страстей и разгулом полицейщины не прок­ладывают путь к демократии, прогрессу и национальному возрож­дению» ¹³. Поиски надо вести в ином направлении — в объединении крепкого крестьянства, сельских учителей, священников, городской мелкой буржуазии и прежде всего интеллектуалов: «Повсюду де­мократия родилась в итоге созревания в политической борьбе сот­рудничества средних классов... с массами работников»¹⁴. Именно эти классы обеспечивают продвижение общества вперед, воплощая в себе его высшие интересы. От демократизации выигрывает прежде всего крестьянство, которое поднимается до уровня своих собратьев в Дании и Швейцарии; оно перейдет к более совершенной обработке полей, даст толчок развитию побочных производств, пот­ребительских, кредитных ассоциаций и кооператоров. Рост его бла­госостояния поведет к процветанию городского хозяйства. Руково­дящую роль в движении к прогрессу станет играть интеллигенция; в Румынии ей не грозят соблазны капитализма, выступающего здесь в форме грубой и жестокой. Ее путь лежит вместе с народом, из недр которого она вышла.

Такова вкратце система взглядов К. Стере, изложенная в серии статей (фактически монографии) «Социал-демократия или попо-ранизм?». Румынские социалисты быстро и энергично откликнулись на ее появление. Доброджану-Геря и X. Раковский убедительно и обоснованно опровергли тезис о том, будто бы Румыния являлась заповедным полем мелкого крестьянского землевладения и капитализм обошел ее стороной. По мнению Раковского, Стере смешал две вещи: максимально благоприятные и минимально не­обходимые условия для развития капиталистического производства — и неправомерно ограничил сферу его деятельности крупной индустрией ^1S. Социалисты указывали, что при существовании таких условий кооперативы прокладывали дорогу не «крестьянской де­мократии», а капиталистическому предпринимательству. Наличие в Румынии крупной промышленности — свершившийся факт, и базируется она на 90% на внутренний рынок. Справедливо ус­матривая истоки взглядов Стере в русском народничестве либераль­ного толка, Раковский писал: «Русское народничество капитулирова­ло перед социал-демократией; то же самое произойдет и с нашим попоранизмом» ^1б. Стере «вскормлен на русской народнической лите­ратуре периода самой большой путаницы» ¹⁷.

Конечно, во взглядах Стере есть и положительные черты — например, его призывы к демократизации общественного строя и государственной жизни. Здесь, указывали румынские социалисты, они могут идти с ним вместе. Л в критике своей они исходили из

195

тезиса о безусловном превосходстве крупного производства над мелким, принятого тогда в социал-демократии, тезиса, которого советская историография придерживалась до последнего времени ¹⁸. Лассальянский принцип о враждебности пролетариату всех прочих классов был изжит, но действенной аграрной программы, способной сплотить трудовые массы города и деревни, в Западной Европе создано не было (да и РСДРП приняла такую программу лишь непосредственно перед Октябрьской революцией, использовав в том числе и теоретический багаж эсеров).

Много внимания крестьянству в последние годы жизни уделял Ф. Энгельс. И он пребывал в убеждении об обреченности мелкого производства на селе: «Необходима суровая правда — о рабском положении мелкого сельского хозяйства; и об иллюзорности его „независимости"; о неминуемом его исчезновении с лица земли; о громадных преимуществах и выгоде для него перехода к кол­лективному хозяйству». И в то же время Энгельс предупреждал о вредности поспешных действий, о недопустимости каких-либо экспроприации и насилий по отношению к крестьянству, указывал на необходимость проявить максимум внимания к его нуждам, требовал «отказа от всякого принуждения», ибо против воли крестьян революция немыслима. Надо дать селянину отсрочку «для размыш­ления на своей парцелле». Время — лучший учитель, полагал Энгельс, экономическое развитие само по себе «прочистит кресть­янам мозги для понимания наших слов» ¹⁹.

В свете многосложного опыта истории нельзя не сказать об известной односторонности обрисованных Энгельсом перспектив решения аграрного вопроса. Далеко не во всем оправдался чисто экономический подход; на развитие сельского хозяйства наклады­вали отпечаток социальные, политические и даже психологические факторы.

Дискуссия на том этапе велась исключительно на экономической почве, да и то стороны «увлекались», допуская утверждения о безусловных преимуществах соответственно крупного либо мелкого земледелия. Л жизнь не терпит одномерности, позволяет сущест­вовать и тому, и другому. Даже в городе, в промышленности, как свидетельствует опыт, нельзя ставить крупному производству сплош­ные плюсы, а мелкому — одни только минусы. Тем более это относится к деревне. Пестрота рельефных, почвенных и климатических условий, широкий ассортимент культур, близость или отдаленность городского рынка — все это требует приспособления к конкретной обстановке жителями каждого села, а это с гораздо большим умением и даже искусством делает потомственный кре­стьянин, чем глава крупномасштабного сельскохозяйственного предприятия, инертного и малоприспособленного к маневрированию по самой своей сущности, как бы оно ни называлось. В условиях холмистой местности, характерной для многих районов Румынии, царан (крестьянин) умело планировал севооборот, чередуя пшеницу и кукурузу, не допуская истощения почвы, разбивая на склонах виноградники, выделяя участки под сад и выпас для скота. Такие

196

отрасли агрикультуры, как огородничество, садоводство и животно­водство, базировались тогда исключительно на ручном труде.

Обе стороны в споре о сельском хозяйстве не предвидели — в чем их трудно упрекнуть, — что наступит время, когда крестьянское хозяйство в фермерском варианте станет, с точки зрения воору­женности машинами, достижений агротехники, производительности труда и конкурентоспособности, вполне эффективным даже в его трудовом, без использования наемной силы, варианте. Близость городов поощряет те отрасли агрикультуры, где важны умелые руки потомственного землевладельца, а не «размаха шаги саженьи». По­этому вполне обоснованно и закономерно вхождение фермерства в национальный хозяйственный организм как одного из его значительных и важных компонентов. Чувство хозяина, любовь к земле, привязанность к селу и традиционному образу жизни спо­собствуют удержанию крестьянско-фермерской прослойки на повер­хности жизни. Этому содействует целая серия социальных, политических и даже психологических и моральных факторов. Весь исторический опыт свидетельствует, что ни одно правление в мире не стремилось искоренить крестьянство как социальную категорию (за одним хорошо нам известным исключением со всеми его ката­строфическими последствиями). Для государства присуще стрем­ление сохранить баланс сил в обществе, не допускать крупных потрясений, обеспечить гражданский мир и спокойствие. Ныне все мы являемся свидетелями того, как внимательно капиталистические государства регулируют сельскохозяйственное производство, пере­водя его на индустриальные рельсы, помогая фермерству крупными дотациями и поддерживая высокие цены на продовольствие. Всего этого в начале века не существовало. Но определенные условия для сохранения мелкого производства, уходившие корнями в сред­невековье, остались, например, неотчуждаемость крестьянского на­дела. «Раскрестьянивания», пролетаризации деревни боялись и стремились избежать rcc политические партии Румынии, кроме, конечно, социал-демократов.

Младоконссрвативная группировка жунимистов (своего рода центр консервативной общественно-политической мысли) мечтала о мирном сосуществовании юнкеров и работников с достаточным наделом. Регулярно появлялись на свет проекты «разумного» ограничения крупной земельной собственности и «рационального» (весьма скромного) наделения за выкуп крестьян. Известный статистик Г. Д. Крянга убедительно доказал, что латифундии в Ру­мынии являлись отстойником рутины и отсталости, раем для арен­даторов-посредников и адом для крестьян, бравших клочки земли из вторых рук. К. Гарофлид полагал, что хозяйства площадью свыше 500 га нерациональны и земельные излишки должны под­лежать распродаже; оставшиеся же усадьбы следовало превратить в образцовые ^2!). Р. Росетти не выдвигал столь четких проектов, но и он считал: помещики «должны смириться с уступкой крестьянству, понятно, за справедливое возмещение более или менее значительной части своих обрабатываемых земель» ^г]. В. М. Когэлничаму стоял

197

за наделение крестьян землей «в самом широком смысле слова» ²². Несколько раз подобные акции проводились, но, увы, не в «широком», а в самом узком смысле слова и на столь обременитель­ных условиях, что шли на пользу только зажиточной прослойке.

Итак, в дискуссии между социалистами и попоранистами (а затем и царанистами) ни одна из сторон не могла претендовать на монополию истины. Зерновое хозяйство на широких степных про­сторах рациональнее вести в крупных рамках. У мелкого производ­ства были шансы удержать свои позиции в огородничестве, садо­водстве, виноградарстве, в специфических условиях холмистой и гористой местности, повсюду, где ручной труд не вытеснялся машинным по специфике производства и где искусство земледельца играло особую роль. И в этих спорах если не упускался, то отодвигался на второй план важнейший социальный фактор: не только героическое стремление самого крестьянина сохранить свой участок, ради чего он шел на серьезные материальные жертвы, но и заинтересованность «верхов» в его сохранении, стремление избе­жать катаклизмов и их готовность идти на реформы определяли изумлявшую правоверных социалистов стойкость селянства, не же­лавшего удаляться с общественной арены.

Перед самой мировой войной выступил в печати будущий осно­ватель царанистской партии, сельский учитель И. Михалаке ²³. Что царанизм вырос из попоранистского зерна, явился его практики политическим воплощением — несомненно, и сам Михалаке об этом свидетельствовал, отдавая в своей брошюре «Какую политику нам проводить» дань глубокого уважения К. Стере. Немало страниц в ней было посвящено горькой доле деревни. Михалаке писал о чудовищности латифундиарной системы, о несовместимости ее с расцветом земледелия, о несправедливости избирательного закона, о том, что ежегодно 70 млн лей выкачиваются на «поощрение» промышленности. Он пришел к выводу, что «нельзя ожидать круп­ной крестьянской реформы ни от партийных бояр, ни от боярских партий». Подобно Стере, Михалаке — враг индустриализации. Он грезил созданием «крестьянского государства». Признавая расслоение деревни, он в то же время заявлял, что по отношению к помещикам у крестьянства «полная солидарность, более того, идентичность интересов»²⁴. Аграрная реформа вольет свежую кровь в жилы мужика-собственника; землю он должен получить у бояр, ибо Гос­подь Бог не вручил ее нескольким семьям навечно.

Но, вступая в область конкретного, царанист Михалаке проявлял большую умеренность по отношению к боярам, чем помещик и консерватор К. Гарофлид, высказываясь в пользу очень скромных преобразований, предлагая ограничить помещичьи угодья 2 тыс. га. Выспренные фразы о крестьянстве как о руководящем классе соп­ровождались незначительной поправкой к существовавшей, дискриминационной по отношению к крестьянам избирательной системе: Михалаке предлагал, чтобы десять неграмотных граждан (т. е. крестьян) могли выставлять одного выборщика в парламент. Это именовалось у него «классовой борьбой», но не в том смысле,

198

который придают ей социалисты, а проявляющейся в стремлении «к установлению нормального равновесия между классами как есте­ственными органами общества» ²⁵. И здесь в походе к социально-политическим реалиям проступают черты будущего компромисса Михалаке с элитой румынского капитала и крупного землевладения. Очевидна общность постулатов европейского аграризма и на­рождавшегося царанизма, явившегося его румынским ответвлением: земледеление — корень общественного блага; оно нуждается в защите с помощью кредитов, уменьшения налогов, ликвидации «ножниц цен», широкого развития разнообразных кооперативов — примирите­лей сталкивающихся интересов. В отличие от городской индустрии, сельское хозяйство в условиях аграрного протекционизма не под­вержено кризисам, ведь потребность в продовольствии и сырье устойчива и постоянна.

Антагонизм с помещиками, на который накладывались растущие противоречия с городом, олицетворявшем государство, отодвигал в тень столкновения внутри села, наличие эксплуатации бедняцкой прослойки со стороны зажиточных крестьян—«фрунташей». «Уро­вень развития капитализма (особенно в сельском хозяйстве) был невысок, а острота чисто классовых противоречий в крестьянской среде была ниже степени недовольства всей деревни своим поло­жением изгоя общества, перекрывалась тяжестью эксплуатации ее помещиками, капиталистическим городом, финансовым капиталом, государством» ²⁶. Сознание единства не было размыто у селян, а это создавало предпосылки для восприятия аграристских концепций насчет третьего, крестьянского пути, отличного от капитализма и социализма. Самой яркой фигурой этого течения на Балканах явился основатель Болгарского земледельческого народного союза А. Стам-болийский, выдвинувший тезис о враждебности города деревне, отрицавший крупную частную собственность во всех ее вариантах, настаивавший на ограничении земельного надела определенным максимумом и пытавшийся проводить этот принцип в жизнь, воз­главляя правительство. С помощью кооперации, полагал он, можно достичь справедливости и удовлетворить нужды масс. Демократиче­ская направленность его программы очевидна. Но разве можно запретами и лимитами преградить дорогу экономическим законам? Устранить конкуренцию и беспощадную борьбу, предотвратить разо­рение слабых и бедных и возвышение сильных и богатых? Постулат насчет создания основанного на справедливости государства, в ко­тором нерасчлененное, единое крестьянство встанет во главе его и будет сотрудничать с другими классами, обернулся утопией.

Существование крупной и мелкой собственности вряд ли мыслимо на паритетных началах, не говоря уже о приоритете последней. Если сумма объективных экономических данных, политических со­ображений, национальных традиций, психологических устоев опре­деляет сохранение и выживание фермерского хозяйства, то только «от сих и до сих», в определенных пределах, в качестве младшего партнера крупного предпринимательства. Предпосылок вытеснить заводское производство у мелкого производства нет, но оно может

199

стать его «филиалом». На практике в рамках крестьянских партий всегда развертывалась борьба между мелкобуржуазными эгали­таристскими течениями и теми, что представляли в крестьянской оболочке буржуазную направленность развития. Последние способ­ствовали подключению партий к парламентской системе государст­ва, хотя от осуществления их установок (если это происходило) кое-что выигрывала вся деревня (кооперация, кредиты и т. д.).

Но в начале века до всего этого было еще далеко. Доктрина аграризма проступала в брошюре Михалаке еще в общих, причем размытых чертах. В ней преобладало разоблачительное начало. От предложения слегка усовершенствовать избирательную систему до теории крестьянского государства было далеко.

Испытания первой мировой войны и влияние Октябрьской рево­люции ускорили разработку доктрины царанизма, в основу которой легла идея особого, отличного и от капитализма, и от социализма крестьянского общественного строя, вера в незыблемость мелкого землевладения, убеждение в необходимости создания соответству­ющего этому строю государства. Крупнейший теоретик царанизма В. Маджару указывал: «Ныне можно утверждать с научной обос­нованностью, что эволюция сельского хозяйства ведет с безусловной неизбежностью к победе мелкого производства как высшей формы агрикультуры в противоположность эволюции в индустрии и прочих отраслях экономической активности, где крупное производство ут­верждалось как высшая форма экономической организации с точки зрения производительности» ²⁷.

Идеолог неолиберализма в межвоенной Румынии Ш. Зелетин свидетельствовал: царанистская доктрина созидалась в то время, когда распространилось убеждение, что дни капитализма сочте­ны ²⁸. Тогда в противовес социалистической перспективе и стала набирать силу мысль о Румынии как крестьянском государстве. Так что Октябрьская революция оказала влияние не только на рево­люционные процессы в стране, но и на активизацию реформаторской деятельности «верхов» под несомненным давлением Декрета о мире и сокрушения помещичьего землевладения в России. В виде своего рода антитезы царанизм был противопоставлен идее мировой про­летарской революции. Не случайно уже вскоре после Февральской революции в России, в марте 1917 г., король Фердинанд, чтобы предотвратить политическое брожение в стране, обратился к сол­датам с манифестом, в котором обещал предоставить после войны землю крестьянам. Правящие круги пошли на проведение ряда реформ, важнейшими из которых являлись аграрная реформа и введение всеобщего избирательного права.

200

Объясняя причины уступок, на которые пошли господствующие классы, крупный румынский землевладелец Т. Рэшкану писал в 1922 г. в работе «Земельная проблема в Румынии»: «С 1913 по 1917 г. вопрос об аграрной реформе продолжал висеть в воздухе. Возможно, он и в дальнейшем остался бы в таком положении, если бы не произошла русская революция, уничтожившая царский режим.

В России во время революции крестьяне набросились на крупную собственность и, экспроприировав помещиков, поделили ее между собой. Зараза могла переброситься и на наши крестьянские массы, которые сталкивались с русскими солдатами на фронте. Наши пра­вящие круга посоветовали тогда королю Фердинанду в целях избе­жания русских заразительных идей пзять на себя инициативу аг­рарной реформы и экспроприировать крупных помещиков. Эту печальную миссию король, находившийся между молотом и нако-вальней, вынужден был исполнить» .

В ноябре-декабре 1918 г. в Румынии было введено всеобщее (хотя и с существенными ограничениями) избирательное право и принят декрет об аграрной реформе. Существенные изменения произошли и в партийно-политической структуре. Политическая нестабильность румынского общества (достаточно сказать, что в течение 1917—1922 гг. правительства менялись 58 раз) проявилась в крушении монополии двух ведущих буржуазно-помещичьих партий: ушла с политической арены скомпрометировавшая себя сотрудничеством с германскими оккупантами консервативная пар­тия, снизилась популярность национал-либеральной партии (НЛП). Усилились антипомещичьи и антимонополистические настроения в рядах не только рабочего класса и крестьянства, но и мелкой и средней буржуазии, возникли новые политические организации и партии, которые повели борьбу за расширение своего влияния в мас­сах, успешно завоевывали голоса избирателей на выборах, вклю­чались в состав правящего эшелона. На арене политической жизни появились многочисленные партии и группы под вывесками «на­родных», «национальных», «демократических», «крестьянских». Не­которые из них пытались оказать давление на крупную буржуазию и помещиков (такой партией и стала царанистская) или же с помощью махрового национализма и социальной демагогии отвлечь массы от революционного движения, примером чего являлась Лига народа под руководством генерала А. Авсреску. К этому пестрому потоку подключаются партии из присоединенных к Румынии после первой мировой войны новых территорий, такие, например, как национальная партия Ю. Маниу, выражавшая интересы промыш­ленной буржуазии и аграриев Трансильвании. Незавершенность решения буржуазно-демократических задач и объективная потреб­ность в коренных преобразованиях социально-экономических и политических структур, а также надежды мелкобуржуазных слоев, что с помощью реформ могут быть решены все их жизненные вопросы и проблемы, создавали благоприятную среду для распро­странения разного рода мелкобуржуазных, в том числе и аг-раристских, теорий. Идейно-психологическзя атмосфера, царившая в стране, мощный взрыв национальных эмоций, острые столкновения широчайшей палитры идейно-политических течений от крайне реакционных до буржуазно-реформаторских, социалистических и леворадикальных при разностороннем воздействии на румынское общество Февральской и Октябрьской революций — все это так­же создавало условия для проявления широкого политического

201

плюрализма в обществе. Именно в этой ситуации и произошло организационное оформление царанистской партии.

Попытки создания крестьянской партии в Румынии предпринимались еще до первой мировой войны. Первую подобного рода партию организовал в 1895 г. К. Добреску-Арджешь. Он вы­ступил за создание крестьянских банков и кооперативов, распрост­ранение в деревне культуры, издание крестьянских газет. Хотя партия К. Добреску-Арджешь имела довольно умеренную програм­му, правящие круги сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать ее деятельности. В 1906 г. сын видного реформатора М. Колэлнига-ну Василе и Ал. Валеску также предприняли попытку создания крестьянской партии, что вызвало недовольство правительства. Кре­стьянское восстание 1907 г. было использовано в качестве предлога для ее запрещения и ареста руководителей. В 1913 г. И. Михалаке организовал Крестьянскую лигу.

Расслоение деревни и укрепление сельской буржуазии усиливало ее стремление создать собственную политическую организацию, с помощью которой она могла бы отстаивать свои экономические и политические интересы. Но в глазах крестьянских масс такая партия должна была выглядеть выразительницей их общих интересов как единого класса.

В 1918 г. все тот же И. Михалаке, вернувшись с войны в чине капитана, предпринял новую попытку образования крестьянской партии. 5(18) декабря 1918 г. он с группой своих сторонников: сельских учителей, священников, адвокатов, университетских про­фессоров, — воспользовавшись проведением в Бухаресте Съезда сель­ской кооперации, провел учредительный съезд царанистской партии. На нем присутствовали 160 человек из восьми уездов страны. Было провозглашено создание партии, приняты программные документы и избрано руководство.

Первоначально костяком партии стали руководители сельской кооперации и народных банков, находившихся в руках сельской буржуазии, представители сельской интеллигенции и университет­ской профессуры. Как политическая организация крестьянства, она провозгласила основной целью удовлетворение его материальных и духовных интересов ^зп. Была выдвинута довольно радикальная прог­рамма социально-экономических преобразований: ликвидация круп­ного землевладения и передача земли в трудовую собственность крестьянству по низким ценам, предоставление крестьянству права пользования лесами и пастбищами, развитие кооперации, поддержка народных банков, передача в собственность государства запасов полезных ископаемых, децентрализация местного самоуправления, предоставление самостоятельности сельским коммунам, включая право формирования своего бюджета, введение подоходно-прог­рессивного налога и закона о необходимости подтверждения своих прав на имущество для чиновников и лиц, нажившихся во время войны, замена жандармерии сельской полицией, развитие образо­вания и культуры и т. д. ^м Как видно из программы, основные положения носили широкий демократический характер, а некоторые

202

из требований, например замена жандармерии сельской полицией, были направлены против НЛП, под контролем которой находилась жандармерия. Впоследствии к этим требованиям, направленным против либералов, добавилось еще одно и очень существенное — национализация национального банка, руководство которым принад­лежало либералам. В то же время, как это было подчеркнуто в программном заявлении, царанисты выступили как против на­следия старых олигархических партий, так и против боль­шевизма ³².

В 1919 г. благодаря своим программным заявлениям и практиче­ской деятельности царанистская партия расширила влияние в де­ревне, начав создание своих местных организаций. Ее социальный состав был весьма разнообразным: разночинная интеллигенция (сельские учителя, священники), крестьяне (прежде всего зажиточ­ные), представители мелкой и средней городской буржуазии и интеллигенции (адвокаты, университетская профессура и т. д.). Руководство партии с-самого начала находилось в руках последних и сельской буржуазии. Она объявила, что открыта для новых лиц, не связанных в прошлом с руководством олигархических партий.

Вожди только что созданной царанистской партии отдавали себе отчет в том, что на выборах без блока с другими партиями ей будет трудно противостоять такой изощренной в парламентских играх силе, как национал-либералы ³³. С целью укрепления своих позиций лидеры царанистской партии обратились с предложениями возглавить руководство к известным политическим деятелям, таким, как генерал Ал. Аверсску и историк Н. Иорга, лидер национал-де­мократической партии. Однако генерал Авереску оставил призывы царанистской партии без внимания, впоследствии выдвинув в ка­честве условия требование о вхождении царанистской партии в Лигу народа, а Н. Иорге претило само упоминание о «классовой борьбе», вошедшее в программные документы новой партии. Тем не менее руководители царанистов упорно добивались союза и объединения с другими политическими партиями и организациями, чтобы расширить свои возможности в предвыборной борьбе.

3 февраля 1919 г. в царанистскую партию влилась группа из Ясс, созданная в ноябре 1918 г. профессурой местного университета (П. Бужор, И. Борча, К. И. Пархон, Н. Костыческу, К. Попович) и носившая названия рабочей партии. Весной того же 1919 г. в партию вступил видный экономист-аграрник В. Маджару, ставший одним из главных ее теоретиков. 10(23) июня 1919 г. вышел в свет первый номер специальной газеты «Цара ноуа» («Новая страна»).

Появление партийных организаций на местах, приближение пар­ламентских выборов, назначенных на ноябрь 1919 г., побудили руководство царанистской партии поспешить с выработкой програм­мных и организационных установок. В третьем номере газеты «Цара ноуа» за 23 июня (7 июля) 1919 г. была опубликована статья «Проект принципов руководства в крестьянской партии», а 25 ав­густа (7 сентября) — «Инструкция по организации единой кре­стьянской партии». В соответствии с этими документами на

203

конференции 8—9 (21—22) октября 1919 г. был избран Централь­ный комитет из 12 человек, вместо пяти, как было первоначально, и Исполком, состоявший из трех человек (И. Михалаке, В. Мад-жару, М. Ионеску-Бербекару) ³⁴. На конференции была принята платформа партии, в которой были изложены ее цели, задачи и программа.

Программный документ получил название «Декларация принципов», т. е. назывался точно так же, как программа социалистической партии. Это совпадение не являлось случайным. Царанисты хотели подчеркнуть свое негативное отношение к социализму в его леворадикальном толковании и в то же время противопоставить социалистическим идеям свои реформистские принципы: «Минимум социализма, максимум демократии», как за­являло накануне конференции руководство царанистской партии ^3S. Декларация принципов была опубликована в газете «Цара ноуа» 13(26) октября. В том же номере появилась статья В. Маджару «Рост крестьянской партии», имевшая программный характер. Основную свою задачу партия видела в приходе к власти и в реформировании существующего строя, а поскольку Румыния явля­лась аграрной страной, то главную роль в политической жизни должно было играть крестьянство.

Провозглашение в 1918 г. аграрной реформы породило у крестьян веру в возможность в результате ее осуществления улучшить свое экономическое положение, обрести независимость, не только удов­летворить свои насущные интересы, но и обеспечить будущее де­ревни. Эти настроения активно поддерживались лидерами ца-ранистов: «Крестьянская партия может осуществить глубокие и серьезные реформы без потрясений и анархии» ³⁶, — заверяли они, сознательно противопоставляя мирный эволюционный путь обще­ственного развития революционному, который избрала соседняя Россия. «Старые» партии не хотели понять, что их час пробил и что в новой социальной и политической ситуации, созданной войной, иные политические организации призваны к жизни»,— писал в га­зете «Цара ноуа» В. Маджару ³⁷. Царанисты не отрицали классовую борьбу, понимая ее весьма своеобразно, лишь как борьбу против олигархии и «исторических» партий, ее олицетворявших, прежде всего либеральной, за представительство в парламенте и как идею социального равновесия и классовой солидарности с целью нормаль­ной, т. е. мирной, без революционных потрясений эволюции обще­ства. В этом духе следовало понимать призыв организоваться для завоевания политической власти посредством классовой борьбы ^3S. «Кандидаты царанистской партии являются кандидатами крестьян­ства, и только за них должны голосовать крестьяне» ³⁹, — призывали лидеры царанистов. Царанистская партия создавалась также и как своеобразный заслон на пути распространения социалистического движения. «Социалистические партии, — писал В. Маджару, — про­являют определенные тенденции к завоеванию политической власти и установлению диктатуры пролетариата, чтобы преобразовать

204

капиталистическое общество в социалистическое». Однако, утверж­дал В. Маджару, диктатура пролетариата — это путь только для промышленно развитых стран (причем в тогдашнем понимании — с рабочим классом, составляющим большинство), но не для тех, в которых крестьянство составляет основную массу жителей. «Если в первых стремление социалистов завоевать политическую власть может рассматриваться как естественное и оправданное, — отмечал В. Маджару, — то во вторых оно не соответствует действительности в случае нормальной эволюции вещей» ⁴⁰. «Однако русский пример показывает, — продолжал автор, — что не исключена возможность установления диктатуры пролетариата даже в стране, где проле­тариат явно численно незначителен, если основная масса населения является аморфной и политически неустойчивой, каким было кре­стьянство Российской империи» ⁴¹. Тезис нес вполне определенный смысл, он обосновывал необходимость обособления крестьянства, привлечения его на сторону царанистов с тем, чтобы не допустить союза с рабочим классом. Что «может быть более естественным и необходимым сегодня, после урока, который преподнесли русские, — писала «Цара ноуа», — чем создание политической организации кре­стьянства, превращение его из аморфной, политически инертной массы в сознательно организованную силу, которая выставит тре­бования политической власти в государстве в соответствии со своей численностью и значимостью»⁴². Итак, крестьянская партия, по замыслу ее создателей, должна добиваться трансформации кресть­янства, чтобы оно перестало быть инертной массой и превратилось в преграду на пути общественного краха, под которым царанисты подразумевали социалистическую революцию⁴³. Руководство ца­ранистской партии обещало не «нарушать естественную эволю­цию»⁴⁴.

Идеологи царанистов пытались приспособить теоретические идеи попоранизма к новому историческому моменту. В отличие от К. Стере, который отрицал возможность социализма для Румынии, царанисты говорили об особом, специфическом, румынском социализме. «Наш социализм, — говорилось в обращении руковод­ства царанистов ко всем трудящимся, опубликованном в июне 1919 г.,—должен быть сельским», развиваться в рамках «сельской демократии», базирующейся на мелкой крестьянской собствен­ности ⁴⁵. Вслед за попоранистами они провозглашают устойчивость и незыблемость мелкого хозяйства в земледелии. «В отличие от промышленности естественная эволюция в сельском хозяйстве не ведет к уничтожению мелких хозяйств, пауперизации трудящихся и господству крупной собственности. Напротив, именно в настоящий момент, когда в промышленности концентрация производства достигла невиданных размеров, в сельском хозяйстве побеждают крестьянские формы собственности: несмотря ни на что, латифундисты исчезают под давлением сельских тружеников и круп­ные поместья переходят в руки крестьян», — утверждали ца­ранисты в своем программном документе, принятом на съезде

205

партии в ноябре 1921 г.⁴⁶ Важнейшим инструментом преобразо­вания аграрных отношений, выхода крестьянских хозяйств на путь интенсивного развития царанистам представлялась кооперация, в том числе в ее производственном варианте. «Аграрная страна, — писал В. Маджару, — может добиться роста сельскохозяйственного производства, лишь используя все формы кооперации, поскольку государство, не имеющее достаточного накопления капитала, должно организовать использование своих богатств именно таким обра­зом» ⁴⁷.

Исходя из утверждения о превосходстве крестьянской собствен­ности и численном преобладании крестьянства в структуре румын­ского общества, царанисты подхватили и развили идеи аграризма о крестьянском государстве, выражавшие, в сущности, концепцию третьего (некапиталистического и несоциалистического) пути. Ца-ранистская партия как представитель большинства населения должна занять центральное место в политической структуре страны и добиться своего представительства в высших органах государственной власти.

Приспосабливаясь к существующим реалиям и не желая дразнить короля, а, напротив, добиваясь его расположения, царанисты вы­ступали за сохранение монархии, против республиканской формы правления, заявляя, что крестьянство является опорой династии ^4S.

С помощью широкой пропаганды своих идей, политической активности, используя стремление широких слоев населения к кардинальным преобразованиям во всех сферах жизни, ца-ранистская партия добилась значительных успехов на выборах в но­ябре 1919 г. По числу полученных в парламенте мест она стала третьей партией в Румынии и второй после НЛП в пределах Старого королевства (т. е. в границах до первой мировой войны), располагая 61 мандатом. Ее лидер И. Михалаке стал министром сельского хозяйства.

В противовес НЛП было сформировано правительство Парла­ментского блока во главе с А. Вайда-Воеводом, отражавшее новое соотношение сил на политической арене. Старая двухпартийная система рухнула, на смену ей пришла многопартийная. Впервые в истории страны правившая до этого НЛП, контролировавшая административный аппарат, не смогла обеспечить себе большинства. Войдя в правительство, депутаты от царанистской партии активно участвовали в разработке правительственной программы, содержав­шей целый ряд требований демократического характера. Но именно в тот период четко обозначился разрыв между программными за­явлениями и практической деятельностью лидеров партии. Действительно, аграрный законопроект, с которым выступил министр сельского хозяйства И. Михалаке, был радикальнее коро­левского декрета 1918 г. Прежде всего это относилось к площади экспроприируемых у помещиков земель. Но и этот законопроект вел не к ликвидации, а к ограничению помещичьей собственности и не соответствовал программным заявлениям крестьянской партии о передаче всех земель в трудовую собственность крестьян. Помимо

206

сохранения в руках крупных собственников до 100 га угодий, ого­варивались случаи, когда помещичья собственность могла простираться до 250—500 га. В противоречие с принципами «тру­довой собственности» (наделение крестьян участками до 5 га) всту­пало и положение о создании «образцовых крестьянских хозяйств» площадью 25—50 га. Таким образом поощрялись зажиточные соб­ственники — возможная социальная опора царанистской партии. Практически предусматривалось развитие фермерских хозяйств при сохранении крупного землевладения в значительных масштабах. Однако и этот весьма умеренный законопроект, предложенный от имени царанистской партии, король Фердинанд не утвердил, исполь­зуя предоставленное ему конституцией право вето.

Закон об аграрной реформе был принял лишь в 1921 г., уже после отставки правительства парламентского блока, продержавше­гося у власти всего три месяца. В его окончательном варианте размеры земель, оставляемых в руках помещиков, ограничивались 100 га, кроме того, имелись многочисленные оговорки, предостав­лявшие помещикам возможность сохранить по 200—500 га земли, а во многих случаях и более того. По закону было экспроприировано 6 млн га земли, что составляло 66% земельных площадей, принад­лежавших помещикам (в эту категорию входили лица, имевшие свыше 100 га земли).

По официальным данным, после этого в руках крупных собст­венников сохранилось 21,7% земельных угодий страны (включая леса), причем более половины (17,1%) приходилось на латифундии площадью свыше 500 га ⁴⁹. Осуществление аграрной реформы не устраняло ни крупного помещичьего землевладения, ни земельного голода, ни аграрной перенаселенности. На плечи трудящегося кре­стьянства легли огромные выкупные платежи. Значительная часть крестьян, подлежавших по закону наделению землей, ее так и не получила, а многие из тех, кто ее псе же получил, вынуждены были продать или заложить спои участки. Тем не менее реформа явилась масштабным мероприятием, и возможности для капиталистического развития Румынии были расширены. Часть средств, полученных помещиками за землю, была направлена в промышленность, что вело к ускорению процесса обуржуазивания экономической и политической структуры общества. Развитие сель­ского хозяйства пошло по пути медленного капиталистического преобразования помещичьих хозяйств.

Положение мелких крестьянских хозяйств и после аграрной реформы оставалось чрезвычайно тяжелым и не давало каких-либо оснований для подтверждения тезиса царанистов о безусловном превосходстве мелкого крестьянского землевладения. Да и в самой партии проявлялось понимание ограниченности аграрной реформы. Так, на ее съезде в 1922 группа во главе с К. Пархоном заявила о необходимости проведения новой экспроприации и передачи всей земли в руки трудящегося крестьянства. На это И. Михалаке ответил, что полная экспроприация земель может рассматриваться лишь как вопрос будущего⁵⁰. А в 1927 г. один из лидеров фракции

207

крестьянской партии — Н. Лупу заявил, что он считает, что наделение крестьян землей завершено и необходимо лишь устранять ошибки в осуществлении аграрного закона и добиваться правильности его претворения в жизнь ⁵¹.

Односторонности идеи пролетарской диктатуры, которая во всех существовавших до сих пор разновидностях превращалась в дикта­туру партийной бюрократии, аграристы противопоставляли другую односторонность, мечтая об установлении правления класса, не­однородного по своему имущественному положению. Замедлить (но не предотвратить) его расслоение можно было с помощью жестких ограничительных мер в области земельной собственности (что делал в Болгарии А. Стамболийский, будучи в правительстве). Царанисты даже не пытались этого предпринимать. Их движение превратилось в один из вариантов буржуазной демократии.

Постепенное поправение царанистской партии и стремление блокироваться с различными группировками и партиями на выборах с целью вхождения в правительство привели к объединению ее в 1926 г. с национальной партией Ю. Манну, или, как ее назвал один из идеологов правого толка и историк царанистской партии — П. Шейкару, «трансильванским вариантом либеральной партии», с сохранением, однако, широкой социальной крестьянской базы как наследия царанистской партии. Противостояние правых и левых сил в царанистской партии окончилось победой первых и преобра­зованием ее в национал-царанистскую. В области теоретической доктрины новой партии произошел своеобразный симбиоз мелко­буржуазного аграризма и буржуазного либерализма.

Концепция крестьянского государства не выдержала испытания временем; можно сказать, что она являлась утопической по своей сути. Это определение никак не распространяется на многие, если не на большинство идей и концепционных положений попоранизма и царанизма. Они возникли из нужд толщи народной, отражали реалии социально-политической жизни, настроения крестьянской массы, шли в ногу с развитием европейской общественно-политиче­ской мысли, вылившейся в течение аграризма. Царанизм сыграл свою роль в процессе демократического воспитания крестьянства, вовлечении его в политическую борьбу. В этом смысле наследие царанизма имеет существенное значение; он внес свою лепту в формирование программ как общенациональных требований, так и специфически крестьянских, участвовал в прокладывании того рус­ла, по которому должна идти демократическая Румыния.

¹ Balcescu N. Opere. Buc, 1940. Vol. I, par. 2. P. 13, 47.

² Ibid. P. 15, 17.

³ Vilorul social. 1907. Noiem. P. 352.

⁴ Stere С. Social-democratism sau poporanism? // Viaja românească. 1907. N 9. P. 324.

⁵Ibid. N 10. P. 31.

⁶ Ibid. N 9. P. 333. ⁷ Ibid. N 7. P. 334.

⁸Ibid. 1908. N 1. P. 65.

⁹Ibid. 1907. N 8. P. 187.

10 Ibid. P. 187.

¹¹ Ibid. 1908. N 4. P. 59.

¹²Ibid. N 1. P. 51.

¹³bid. N 4. P. 59.

¹⁴ Ibid. N 1. P. 60.

¹⁵Racovski С Poporanism, socialism si realitatea//Vitorul social. 1908. N 11/12. P. 331.

¹⁶ Ibid. P. 354.

¹⁷ Ibid. P. 334.

С этих позиций выступал и автор данных строк (см. раздел «Провозвестники царанизма» в монографии: Виноградов В. И. Очерки общественно-политической мысли в Румынии. М., 1975).

¹⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 517, 518.

²⁰ Creanga G. D. Proprietea rurala în România. Buc, 1907; Idem. Proprietatea rurală și chestia țărănească. Buc, 1905; Garoflid С Păreri fn chestiunea (ărăyească. Buc, 1907. P. 35.

²¹ Rosetti R. Pentru ce s'au răsculat jăranii. Buc, 1907. P. 646.

²² Kogălniceanu V. M. Chestiunea țărăneasca. Buc, 1906. P. 63.

²³ В 1913 г. он основал Крестьянскую лигу с целью борьбы за аграрную и избиратель­ную реформы. См.: Scurtu 1. Din viaja politica a României, 1926—1947. Studii critice privind istoria partidului Na|ional-Țărănesc. Buc, 1983. P. 8.

²⁴ Mihalache S. Ce politca să facem. Buc, 1914. P. 39, 50, 54.

²⁵ Ibid. P. 64.

²⁶ Иоскова А. Ф. К вопросу об аграризме и крестьянском движении в странах Центральной и Юго-Восточной Европы в межвоенный период // Сов. славяноведение. 1981. № 2. С. 43.

²⁷ Madgearu V. N. Doctrina țărănista. Buc, 1923. P. 15.

²⁸ Zeletin Șt. Țărănism și marxism//Arhiva pentru s|iinfa și reforma socială. 1924. P. 203.

²⁹ Rășcanu T. Problema pământului fn România. Buc, 1922. P. 250—251.

³⁰ Scurtu I. Din viaja politică a României, 1918—1926: întemeierea și activitatea partidului Țărănesc. Buc, 1975. P. 15—17.

³¹ Țara nouă. 1919. N 2.

³² Ibid. 1919. N 9.

³³ Подробнее см.: Scurtu I. Din viaja politică a României, 1918—1926. P. 18—19.

³⁴ Consfătuirea Partidului Țărănesc de la 8 și 9 octombrie 1919//Țara nouă. 1919. N 17.

³⁵ Ibid. N 12.

³⁶ Ibid. № 1.

³⁷ Ibid. N 17.

³⁸ Ibid.

³⁹ Ibid. N 13.

⁴⁰ Ibid. N 17.

⁴¹ Ibid.

⁴² Ibid.

⁴³ Ibid.

⁴⁴ Ibid.

⁴⁵ Ibid. N 6.

⁴⁶ Proectul de Program al Partidului Țărănesc din România. Aprobat de Congresul General din 20—21 noembrie 1921. Buc, 1921. P. 5.

⁴⁷ Aurora. 1924. 25.VIII.

⁴⁸ Țara nouă. 1919. N 12.

⁴⁹ См., Sandru D. Reforma agrară din 1921 fn România. Buc, 1975. P. 35, 49, 73—77, 250.

⁵⁰ Adevărul. 1922. 29.XI.

⁵¹ Aurora. 1927.22.11.

208