Бессарабские студенты в Тарту и их участие в местном революционном движении

БЕССАРАБСКИЕ СТУДЕНТЫ В ТАРТУ И ИХ УЧАСТИЕ В МЕСТНОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ДВИЖЕНИИ

Один из старейших университетов нашей страны — Тартуский (бывший Дерптский, Юрьевский) — всегда был поистине интернациональным учебным заведением. В его стенах учились не только немцы, эстонцы и русские, но также и поляки, украинцы, евреи, латыши, литовцы, белоруссы, армяне, грузины, молдаване и представители других национальностей как нашей" страны, так и из-за рубежа.

Благодаря многонациональному составу студенчества, обучавшегося в Тартуском университете, Ветеринарном институте, а после Первой русской революции и на Частных университетских курсах проф. М. И. Ростовцева, Тарту в XIX — начале XX в. был не только важнейшим эстонским культурным центром, но и любопытным очагом культуры ряда других народов.¹

Многонациональное тартуское студенчество принимало самое активное участие и в местном революционном движении. Видную роль в его истории сыграли и студенты-бессарабцы, в числе которых было много молдаван. Однако эта роль еще не прояснена нашей наукой. Цель данной статьи, в первую очередь, и заключается в том, чтобы на основе не введенных в научный оборот архивных материалов из фондов Центрального Государственного Архива Октябрьской Революции (ЦГАОР) в Москве и Центрального Государственного Исторического Архива Эстонской ССР (ЦГИА ЭССР) в Тарту осветить участие-студентов-бессарабцев в революционном движении тартуского студенчества.

* *
*

¹ См. об этом: С. Г. Исаков. Сквозь годы и расстояния. Из истории культурных связей Эстонии с Украиной, Грузией и Латвией в XIX — начале XX века. Таллин, Изд. «Ээсти Раамат», 1969.

117

Первые студенты из Бессарабии появились в Тартуском университете еще в 20-е гг. прошлого века,² но поначалу это были почти исключительно дети немецких колонистов. Во второй половине XIX в. состав студентов-бессарабцев становится разнообразнее, среди них появляются и молдаване: так, в 1873— 75 гг. в Тартуском университете изучает историю Иван Шиш-кан. Особенно увеличивается поток студентов из Бессарабии с начала 1890-х гг., когда Тартуский университет был переведен на русский язык преподавания. Этому способствовало и то обстоятельство, что в Тартуский университет, как и в Ветеринарный институт, легче, чем в другие учебные заведения Российской империи, попадали политически «неблагонадежные» лица. С 1897 г. сюда принимали и семинаристов, что не имело места в других университетах, куда могли поступать лишь окончившие гимназический курс. С начала 1890-х гг. до 1917 г. в Тартуском университете училось не менее 220 выходцев из Бессарабии, но поскольку национальность студентов не фиксировалась в официальных документах, то трудно определить, сколько из них было молдаван^2a .

Первым бессарабцем в Тарту, замешанным в нелегальной революционной деятельности, был Константин Константинович Чекеруль-Куш. Уроженец Оргеевского уезда Бессарабской губернии, он окончил I Кишиневскую гимназию и в 1890 г. поступил в Московский университет. В Москве К. К. Чекеруль-Куш вошел в состав первых марксистских кружков и принял активное участие в их работе. В 1892 г. он вынужден был перейти в Тартуский университет. В конце 1892 г. К- К. Чекеруль-Куш и И. А. Давыдов создали в Тарту марксистский кружок, состоявший из студентов местных высших учебных заведений.³ Кружок был раскрыт жандармами, и в 1895 г. К- К. Чекеруль-Куш был исключен из университета. Когда он в 1899 и 1900 гг. приезжал из сел. Стодольни Оргеевского уезда Бессарабской губернии в Тарту, добиваясь разрешения держать экзамены, за ним каждый раз устанавливался полицейский надзор.⁴

Первые открытые выступления тартуского студенчества имели

² Первым из них, если верить данным известного справочника А. Хассельблата и Г. Огто (Album Academicum der Kaiserlichen Universitat Dorpat, Dorpat, 1889), был Маркус Орренштейн (Паули), изучавший в 1829—37 гг. медицину, позже врач в Одессе.

^2a По подсчетам А. И. Бабия, в 1862—1900 гг. в Тартуском университете училось 11 молдаван (из 154 молдаван, обучавшихся в это время в университетах России вообще), в 1901 —1917 гг. — 28 молдаван (из 286 обучавшихся в российских университетах). См. А. И Бабий. Формирование молдавской интеллигенции во второй половине XIX — начале XX века. Кишинев, 1971, стр. 20.

³ О нем подробнее см. в нашей статье: С. Г. Исаков. О марксистских кружках в Тарту в 1890-е годы. — Ученые записки ТГУ, вып. 287. Труды по истории КПСС. IX, Тарту, 1971, стр. 14—27.

⁴ ЦГИА ЭССР, ф. 325, оп. 1, ед. хр. 1221, лл. 4—9 об., 14—19.

118

место в 1899 г. К этому времени обстановка в Тарту значительно изменилась. В связи с общим углублением кризиса в стране и в среде тартуского студенчества нарастают революционные настроения. В самом конце 1890-х гг. возникает большое число нелегальных студенческих кружков, построенных. чаще всего по земляческому принципу. Создается Украинское, Грузинское, Крымское, Нижегородское и ряд других землячеств.. Усиливается влияние социал-демократических идей на тартуское студенчество. В конце 1890-х гг. возникает центральный орган — Союзный Совет Дерптских объединенных землячеств и организаций, взявший на себя руководство студенческим движением и установивший связи с революционными организациями других городов.

В это время в Тартуском университете училось уже довольно много студентов из Бессарабии. Они составляли сплоченную группу. Дело в том, что почти все студенты-бессарабцы были выпускниками Кишиневской духовной семинарии, а до нее учились или в Кишиневском или в Единецком духовном училище. Не подлежит сомнению, что они были связаны друг с другом еще в Кишиневе, и, как можно предполагать, многие из них входили в нелегальные кружки, образовавшиеся там среди семинаристов.

Известно, что в Кишиневской духовной семинарии уже в 1870-е гг. стали возникать народнические революционные кружки и отдельные семинаристы принимали участие в движении народников. В конце 90-х гг. им на смену пришли нелегальные кружки с националистическим уклоном.⁵ Из них и вышли наиболее активные деятели молдавской колонии в Тарту, в частности И. Пеливан, в 1898 г. по окончании Кишиневской духовной семинарии поступивший в Тартуский университет.⁶

Особенно много бессарабцев — выпускников Кишиневской духовной семинарии пришло в Тартуский университет и Ветеринарный

⁵ См. И. Г. Будак. Общественно-политическое движение в Бессарабии в пореформенный период. Кишинев, 1959, стр. 180—185, 229—231, 235, 275, 287—288, 377.

⁶ Ион (Иван) Георгиевич Пеливан родился в 1876 г. в с. Резены Кишиневского уезда в семье «сверхштатного псаломщика». С 1886 по 1892 г. учился в Кишиневском духовном училище, а с 1892 по 1898 г. в Кишиневской духовной семинарии. По окончанию ее в 1898 г. поступил на юридический факультет Юрьевского университета. В марте 1899 г. был временно исключен из университета за участие в студенческих волнениях. И. Пеливан получал стипендию от Бессарабского земства. В начале 1902 г. был арестован, опять исключен из университета и десять месяцев (с 25 февраля по 26 декабря) провел под стражей. Однако И. Пеливан в марте 1903 г. сумел восстановиться в числе студентов и в том же месяце закончил университетский курс [см. его личное дело — ЦПИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 20288 и 20289; ЦГАОР, ф. Департамента Полиции. 7-е делопроизводство (в дальнейшем сокращенно — ДП-7), 1902 г., ед. хр. 174, лл. 257 об. — 262]. Выяснение дальнейшей судьбы И. Пеливана, как и других бессарабских студентов, не входит в задачу автора статьи.

119

институт осенью 1899 г. (А. Гришков, Г. Кику, Ф. Логин, А. Оатул, Ф. Платонов, А. Полянский и др.). Они, естественно, поддерживали между собой постоянные контакты, часто встречались и среди них, видимо, в конце 1899 г. возникла мысль организовать Бессарабское землячество.

Эта мысль была претворена в жизнь в начале следующего года. 5 февраля 1900 г. состоялось общее собрание студентов-бессарабцев, на котором был утвержден «Устав землячества бессарабских студентов Юрьевского императорского университета», и, тем самым, было открыто новое нелегальное объединение.⁷ Особенно важную роль в его создании сыграли И. Пели-ван и В. Оатул,⁸ первый из них стал признанным руководителем землячества.

Председателем собрания 5 февраля 1900 г. был Г. Кику.⁹ Его рукою и был написан устав землячества, утвержденный на этом собрании и впоследствии, в начале 1902 г., захваченный при обыске жандармами. Как председатель собрания, Г. Кику

⁷ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 259, 265 об. В литературе можно встретить указание, что Бессарабское землячество было основано в 1899 г. (см. Р. Т. St., Contribuțiuni nouă pentru istoria evoluției naționalismului între Prut și Nistru. — «Viața Basarabiei», 1937, № 7—8, стр. 495. Ср. И. Г. Будак. Цит. соч., стр. 381; История Молдавской ССР, т. I, Кишинев, 1965, стр. 515), но оно не подтверждается архивными документами. Впрочем, собрания бессарабцев, предваряющие, если так можно выразиться, «официальное» открытие землячества, без сомнения, имели место уже и в 1899 г.

⁸ Василий Иванович Оатул родился в 1876 г. в с. Кухнешты Бельцского уезда в семье священника. Учился в Единецком духовном училище, вслед за тем поступил в 1891 г. в Кишиневскую духовную семинарию, которую закончил в 1898 г. В том же году поступил на юридический факультет Юрьевского университета, откуда вскоре перешел на историко-филологический. В марте 1902 г. В. Оатул был исключен из университета за принадлежность к тайной революционной организации, но в 1903 г. сумел восстановиться в числе студентов и сдать почти все экзамены за университетский курс. Ему осталось лишь написать клявзуриую работу, когда было закончено жандармское дознание по его делу и он был выслан под гласный надзор полиции на три год? в Архангельскую губернию. Совет историко-филологического факультета принял решение признать его закончившим университет со званием действительного студента истории без клявзурной работы, но попечитель не утвердил этого решения. Только вернувшись из ссылки, В. Оатул в сентябре 1905 г получил диплом (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр, 19302 и 19303; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 263 об. — 264, ф. ДП. Особый отдел, 1905 г., ед. хр. 1453, лл. 1—5).

⁹ Георгий Саввич Кику (Кикко) родился в 1877 г. в с. Долны Кишиневского уезда в семье бедного псаломщика. Учился в Кишиневском духовном училище, а вслед за тем, в 1892—1898 гг., в Кишиневской духовной семинарии. В 1899 г. поступил на физико-математический факультет Юрьевского университета. В феврале 1902 г. был арестован и заключен под стражу. Исключенный тогда же из университета, он, тем не менее, смог в апреле1903 г. восстановиться в числе студентов и в 1907 г. закончил университет.

Во время учебы очень нуждался, иногда получал стипендию и бывал освобожден по бедности от платы за обучение (см. его личное дело — ЦГИА -ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 12162 и 12163; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 265—265 об.).

120

подписал устав. Впрочем, в работе над ним участвовали и другие члены организации. Об этом свидетельствует тот факт, что при указанном выше обыске жандармы обнаружили также тетрадку с более подробным уставом землячества, написанным В. Оатулом.¹⁰

В жандармских делах устав Бессарабского землячества не сохранился. Известно лишь, что в тексте его был пункт, предусматривавший, что землячество должно иметь своего представителя в Союзном Совете дерптских объединенных землячеств и организаций.¹¹ Этот пункт весьма важен. Он показывает, что вновь созданное объединение не изолировало себя от других студенческих организаций и стремилось к активному участию в общественной и революционной деятельности местного студенчества.

Библиотекарем Бессарабского землячества стал И. Пеливан, кассиром — А. Оатул,¹² председатели же менялись каждый семестр, ими состояли попеременно И. Пеливан, Г. Кику, В. Оатул и другие. В весеннем семестре 1900 г. представителем землячества в Союзном Совете был Г. Кику. Осенью того же года его сменил В. Оатул, который и оставался на этом посту до начала 1902 г. В случае отсутствия В. Оатула в Тарту его замещал в Союзном Совете И. Пеливан¹³ (такая замена была специально предусмотрена нелегальным уставом Союзного Совета дерптских объединенных землячеств и организаций — каждый член его обязан был иметь заместителя, в случае провала руководящего ядра заместители должны были немедленно восстановить деятельность Совета). Впрочем, по некоторым сведениям, И. Пеливан в 1901 — начале 1902 г. был «постоянным» членом Союзного Совета.¹⁴

Состав Бессарабского землячества, как и других подобных студенческих организаций, не оставался неизменным, а почти все время менялся: с одной стороны, он пополнялся новыми членами (например, осенью 1900 г. в его состав вошел В. Махо, в 1901 г. — Н. Гинкулов, К. Гоян, Н. Симинель, Г. Чемеринов

¹⁰ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 259.

¹¹ Там же, л. 265 об.

¹² Александр Иванович Оатул, брат В. И. Оатула, родился в с. Кухнеш-ты в 1878 г., также учился в Единецком духовном училище, а в 1893—1899 гг. в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой в 1899 г. поступил на историко-филологический факультет Юрьевского университета. В 1904 г. закончил университет со степенью кандидата истории. Тема кандидатского сочинения — «Взаимные отношения Киевской и Волынской областей до смерти Даниила Романовича (1264 г.)» (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф 402, оп. 1, ед. хр. 19300 и 19301; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 268). У А. Оатула при обыске 26 сентября 1902 г. были обнаружены книги И. Пеливана (ЦГИА ЭССР, ф. 296, оп. 102, 1902 г., ед. хр. 18, ч. II, л. 386),. т. е., по-видимому, часть библиотеки Бессарабского землячества.

¹³ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 189, 190 об., 264, 266 об.

¹⁴ Там же, лл. 250, 260 об.

121

и, видимо, П. Гросул), с другой стороны, отдельные члены выбывали из общества, уходили в другие организации и т. д. Так, известно, что осенью J900 г. из общества бессарабцев вышли И. Машкин и Ф. Платонов,¹⁵ перешедшие в Крымское землячество — так называемую «организацию Таврида».¹⁶ Однако *Ф. Платонов и позже поддерживал тесные связи с Бессарабским землячеством, бывал на его собраниях и участвовал в некоторых его мероприятиях.

При землячестве была создана библиотека, состоявшая большей частью из румынских периодических изданий («Adevărul», «Apărare Națională», «Universul» и др.) и книг. В ней особенно хорошо были представлены книги по истории Румынии (труды Н. Йорги, А. Д. Ксенопола и др.), а также румынская и молдавская художественная литература (произведения В. Александра М. Эминеску, И. Крянгэ, А. Влахуцэ и др.). Землячество проводило литературные вечера и конференции, на которых обсуждались разнообразные научные, общественные и политические проблемы.¹⁷ В организации бессарабцев много внимания уделялось национальному вопросу. Члены ее стремились поднять национальное самосознание молдаван, хотя, видимо, придерживались точки зрения единства румынского и молдавского народов. Идея отторжения Бессарабии от России и включения ее в состав Румынии находила в землячестве сторонников (к ним принадлежал прежде всего И. Пеливан).

Это дало основание молдавским советским историкам

¹⁵ Иван Иванович Машкин, игравший немаловажную роль в революционном движении тартуского студенчества 1900—1904 гг., собственно, не был бессарабцем. Он родился в 1879 г. в г. Ольгополе Подольской губернии, в 1889—1898 гг. учился в Симферопольской гимназии, а в 1899 г. поступил в Юрьевский ветеринарный институт. И. И. Машкин был дважды исключен из института за революционную деятельность (в 1902 и 1904 гг.), вследствие чего он смог окончить его лишь в 1907 г. Был активным участником почти всех студенческих выступлений тех лет в Тарту, одним из руководителей Организационного комитета студентов-ветеринаров, возглавлявшего революционное студенчество Ветеринарного института, входил в Союзный Совет, занимался гектографированием нелегальных изданий, в том числе и эстонскоязычных (ЦГИА ЭССР, ф. 404, оп. 1, ед. хр. 2487; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 275 об. — 276, 1904 г., ед. хр. 1330, лл. 2—55 об.).

Феофилакт Иванович Платонов родился в 1880 г. в с. Мерены Кишиневского уезда в семье священника, учился в Слуцком духовном училище и в 1891—1899 гг. в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой в 1899 г. поступил в Юрьевский ветеринарный институт. Участвовал в студенческих волнениях 1901 и 1902 г:, весь 1901 г. входил в Союзный Совет, занимался печатанием нелегальных изданий. В 1902 г. был арестован, с 14 июля по 13 сентября находился под стражей и в 1903 г. был подвергнут гласному надзору полиции на два года. С 1904 г. следы его пребывания в Ветеринарном институте теряются (ЦГИА ЭССР, ф. 404, оп. 1, ед. хр. 2883, ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 275, 298 об. — 299, 324).

¹⁶ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 182.

¹⁷ Petre V. Hanes. Scritorii Basarabeni. 1850—1940. București, 1942, стр. 293.

122

(И. Г. Будак) вообще рассматривать сам факт создания и деятельность Бессарабского землячества как одно из важнейших проявлений сепаратистских тенденций среди молдавской буржуазной интеллигенции, как признак оживления этих тенденций.¹⁸ Такая характеристика землячества, по крайней мере, применительно к 1900—1902 гг. представляется все же несколько односторонней, она противоречит известным нам данным о деятельности организации и нуждается в уточнениях.

Как нам представляется, И. Г. Будак при оценке деятельности и идеологического облика Бессарабского землячества слишком доверяет буржуазным историкам, которые всячески подчеркивали лишь буржуазно-националистические черты этой организации. К тому же на этой оценке сказывается и крайне неприглядная роль некоторых членов землячества позже, особенно в событиях 1917—1918 гг. — И. Пеливан, В. Ерхан, И. Инкулец, П. Халиппа, главари пресловутого «Сфатул цэрий», как известно, способствовали подавлению советской власти в Бессарабии и оккупации страны королевской Румынией.¹⁹

Между тем, даже Пэтре В. Ханеш отмечает, что в деятельности Бессарабского землячества до 1905 г. заметны две тенденции: национально-революционная и социально-революционная.²⁰ Последняя тенденция явно превалировала в землячестве в первые два-три года его существования, свидетельством чего может служить активное участие членов Бессарабского землячества в революционном движении тартуского студенчества

1901 —1902 гг. Более того, квартира землячества стала одним из руководящих центров этого движения, причем именно студентам-бессарабцам удалось одними из первых установить непосредственные и очень тесные контакты с представителями коренного населения края — эстонцами. Трудно переоценить значение этого факта. При обыске у членов землячества в

1902 г. было найдено много социал-демократической, марксистской литературы, что указывает, по крайней мере, на их интерес к новому учению. Лишь после того, как в феврале 1902 г. Бессарабское землячество было разгромлено жандармами и оно возобновило позже свою деятельность уже фактически в новом составе, в его облике резко усилились националистические черты. Напомним в этой связи, что В. Ерхан и П. Халиппа могли стать его членами лишь осенью 1904 г., а И. Инкулец и еще позже — в сентябре 1905 г., когда они поступили в университет.²¹

¹⁸ И. Г. Будак. Цит. соч., стр. 381. Ср. История Молдавской ССР. Т. I, стр. 515.

¹⁹ См. об этом: Д. И. Антонюк, С. Я. Афтенюк, А. С. Есауленко, М. Б. Иткис. Предательская роль «Сфатул цэрий». Кишинев, 1969.

²⁰ Petre V. Hanes. Op. cit., стр. 293.

²¹ См. их личные дела: ЦГИА ЭССР, ф, 402, оп. 1, ед. хр. 9378, 9379, 28077 и 10725.

123

На заседаниях землячества в 1900—1902 гг. читалась нелегальная литература. Ф. Логин показал на допросах, что, в частности, В. Оатул вносил на собрания землячества «нелегальный элемент» и на одном из заседаний прочитал вслух известное письмо Л. Н. Толстого в С. Петербургский комитет грамотности,²² запрещенное в России. Перед арестом в ночь на 25 февраля 1902 г. А. Гришков читал на сходке землячества гектографированную брошюру «Речь социал-демократа к студентам»²³ и т. д.

Члены Бессарабского землячества принимали активное участие в студенческих «беспорядках» в Тарту.²⁴ Уже в первом открытом выступлении местных студентов в феврале 1899 г., явившемся ответом на зверское избиение полицией студенческой демонстрации в Петербурге, были замешаны и некоторые бес-сарабцы, в их числе И. Пеливан.

В студенческих же волнениях в начале 1901 г. участвовали почти все члены землячества.

Очередной этап студенческих волнений начался в марте 1901 г. Поводом для него послужила сдача 183 студентов Киевского университета в солдаты на основе печально знаменитых «Временных правил» 1899 г. Наряду с академическими требованиями Союзный Совет стал выдвигать теперь и политические. В качестве средства борьбы студенты прибегли к обструкции лекций и других учебных занятий, применяя для срыва их зловонные химические препараты.

Как считали жандармы, И. Пеливан и А. Гришков принимали «наиболее деятельное участие в подстрекательстве студентов к беспорядкам».²⁵ В числе особо активных участников

²² ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 264.

²³ Там же, л. 237. Александр Владимирович Гришков, молдаванин по национальности, родился в 1878 г. в с. Корестуоцы Хотинского уезда Бессарабской губернии в семье священника. Учился в Единецком духовном училище, а вслед за тем в 1893—1899 гг. в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой он в 1899 г. поступил на историко-филологический факультет Юрьевского университета. Любопытно, что А. Гришков хотел заниматься одновременно на двух факультетах — историко-филологическом и юридическом, по учебное начальство не разрешило этого. В 1902 г. А. Гришков был арестован, исключен из университета, с 25 февраля по 14 сентября находился под стражей и затем был выслан под надзор полиции домой, в с. Яноуцы Хотинского уезда. Мерой наказания ему была признана ссылка на три года в Архангельскую губернию. В университет он вернулся в сентябре 1905 г. и закончил его в 1908 г. (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед, хр. 7720 и 7721; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 265 об. — 266 об.).

²⁴ О выступлениях тартуских студентов см.: Э. Янсен. О революционном движении среди тартуских студентов в конце XIX и начале XX веков. — Ученые записки ТГУ, вып. 35, 1954, стр. 3—50; История Эстонской ССР, т. II, Таллин, 1966, стр. 390—393.

²⁵ ЦГАОР, ф. ДП. Особый отдел (в дальнейшем сокращенно — ОО), 1898 г., ед. хр. 3, ч. 125, т. 16, л. 18 об.

124

выступлений упоминался и Ф. Платонов.²⁶ К студенческим волнениям и обструкционным действиям 5 марта 1901 г. были также причастны В. Оатул, А. Оатул,²⁷ Г. Кику, А. Полянский и др. Известна такая деталь: А. Гришков в целях маскировки участвовал в химической обструкции переодетым ²⁸

Отношение землячества к студенческим выступлениям хорошо характеризует и постановление общего собрания бессарабцев 14 октября 1901 г. об исключении из их среды тех лиц, которые вопреки воле студенческого большинства держали экзамены весной этого года. Заметим, что в апреле 1901 г. на многолюдной сходке студентов решено было перенести экзамены на осень. Это было частью акций, имевших целью сорвать учебные занятия в университете. Но более умеренные студенты игнорировали это решение и, не желая терять года, все же пошли весной на экзамены. Против этих благонамеренных студентов и было направлено указанное выше решение. Кстати, оно было доведено до сведения других организаций бессарабцев, в частности Общества студентов-бессарабцев в Бухаресте, которое поддержало его.²⁹

Бессарабское землячество поддерживало контакты с другими передовыми тартускими студенческими организациями. В. Оатул был участником заседаний Общества русских студентов, основной легальной организации радикального тартуского студенчества, многонациональной по своему составу.³⁰ Близкие отношения установились между Бессарабским землячеством и Крымским, в котором преобладали социал-демократы. В последнее, как мы помним, входил бессарабец Ф. Платонов. Первоначально жандармы считали, что И. Пеливан и А. Гришков также являются членами так называемого «кружка Е. Брянцева», как в жандармских делах именовалось Крымское землячество.³¹ А. Гришков принимал участие в организации нелегальной лотереи, предпринятой Крымским землячеством с целью сбора средств на приобретение нелегальной литературы.³² Можно предполагать, что собранные таким образом средства пошли на покупку марксистских изданий в Екатеринославе, откуда в Тарту в осеннем семестре 1901 г. были привезены отдельные номера «Искры», социал-демократического журнала «Заря», выходившего

²⁶ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 125, т. 16, л. 19 об.

²⁷ Братья Оатулы как активные участники обструкции постановлением правления университета от 19 марта 1901 г., утвержденным 22 марта попечителем Рижского учебного округа, были исключены из университета «без прошения» и без права поступления обратно (ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 7, ед. хр. 454, лл. 257, 259). Правда, позже приговор был смягчен, и братьям разрешили с 1 января 1903 г. вернуться в университет.

²⁸ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 266.

²⁹ Там же, лл. 233, 258.

³⁰ ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 7, ед. хр. 190, лл. 96, 99 об., 101, 107. ⁸¹ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 125, т. 5, л. 59.

³² ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 237 об. — 238 об.

125

в Штутгарте, тайной екатеринославской газеты «Южный рабочий» и др.³³

Благодаря Г. Хундадзе постоянные контакты друг с другом, видимо, поддерживали также Бессарабское и Грузинское землячества. Г. Хундадзе, который, по показаниям Е. Брянцева, придал Грузинскому землячеству «революционное направление», был одним из выдающихся деятелей студенческого движения в Тарту 1901 — 1902 гг. Он длительное время входил в Союзный Совет, председательствовал на очень важной сходке 19 февраля 1902 г. и руководил двумя крупнейшими студенческими демонстрациями в феврале того же года. В то же время Г. Хундадзе был тесно связан с молдавскими студентами, участвовал в собраниях и мероприятиях Бессарабского землячества, так что жандармы даже считали его членом последнего.³⁴ О том, насколько близкими были его отношения с бессарабцами, говорит хотя бы такой факт: после освобождения из тюрьмы в сентябре 1902 г. Г. Хундадзе, исключенный из университета и вынужденный покинуть Тарту, хотел выбрать себе местом жительства с. Долны Кишиневского уезда — родное село Г. Кику. В квартире Бессарабского землячества были спрятаны нелегальные издания и рукописи Г. Хундадзе, опасавшегося обыска. Среди них оказалось много марксистских изданий: «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» К. Маркса, «Революция и контрреволюция в Германии» Ф. Энгельса, «Что же дальше» Г. В. Плеханова (издание «Искры», 1901), №№ 3 и 4 «Искры» и другие.³⁵ Не подлежит сомнению, что этими изданиями могли пользоваться и члены Бессарабского землячества. Г. Хундадзе уже в это время был убежденным социал-демократом.

Вполне естественно, что Бессарабское землячество и его члены весьма рано попали в орбиту жандармского наблюдения.

В апреле 1901 г. из перлюстрированного письма на имя петербургского рабочего Ф. П. Федорова полиция узнала конспиративный адрес Союзного Совета — «Юрьев, Ботаническая улица, дом № 12, Елене Ивановне Теппан».³⁶ Агентурным путем жандармы выяснили, что тридцатишестилетняя эстонка домашняя учительница Е. Теппан поддерживает контакт со студентами Тартуского университета М. Молчановым, М. Го-ряиновым,³⁷ А. Гришковым и особенно с И. Пеливаном.

³³ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г, ед. хр. 174, л. 185 об.

³⁴ Там же, лл. 262—263.

³⁵ Там же, лл. 53—54 об., 262—263.

³⁶ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 1—2.

³⁷ М. И. Молчанов и М. И. Горяинов — оба уроженцы Владимирской губернии, из семинаристов, с 1898 г. студенты юридического факультета Тартуского университета — были известны властям как участники студенческих «волнений» 1899 г. в Тарту. М. Горяинов некоторое время проживал в доме Е. Теппан. Жандармы ошибочно считали, что он тоже входил в состав Бессарабского землячества (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 265).

126

Во время студенческих «беспорядков» весной 1901 г. она оказывала всяческое содействие его участникам, получала нелегальные издания и рассылала их по студенческим организациям.³⁸ За Е. Теппан и ее друзьями было установлено весьма тщательное секретное полицейское наблюдение. Жандармы стали перлюстрировать их переписку и в результате уже к октябрю 1901 г., когда в Тарту опять стало неспокойно, смогли многое выяснить.

С этого времени в жандармских делах стал фигурировать так называемый «кружок Е. Теппан», который жандармы не без основания считали одним из основных очагов студенческих «бес-Порядков» в Тарту. В этот кружок, образовавшийся, если верить жандармам, в начале 1901 г., кроме уже знакомых нам А. Гришкова, И. Пеливана, Г. Кику, К. Гояна, В. Оатула, А. Оатула, Г. Хундадзе и других, входили еще А. Литинский, В. Чапурский, Ф. Десслер, грузины Г. Натиев и А. Аладов (Аладашвили, позже видный грузинский медик) ,³⁹

Как показало позднейшее жандармское расследование, так называемый «кружок Е. Теппан» представлял собой ничто иное, как Бессарабское землячество, основное помещение которого в Доме Е. Теппан на Ботанической улице 12 Союзный Совет дерпт-ских объединенных землячеств и организаций сделал своей главной явочной квартирой. Здесь происходили не только собрания Бессарабского землячества,⁴⁰ но и заседания Союзного Совета и всевозможные совещания, им устраиваемые.⁴¹ Потому-то Жандармы, в первую очередь полагавшиеся на данные внешнего наблюдения, считали членами кружка Е. Теппан не только земляков-бессарабцев, но и активных деятелей Союзного Совета Г. Хундадзе, А. Литинского⁴² и их помощников по конспиративным

³⁸ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 9-9 об.

³⁹ Там же, лл. 18, 30.

⁴⁰ Сходки Бессарабского землячества бывали также на общей квартире И. Пеливана и А. Гришкова (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г.,ед. хр. 174, лл. 236 об. — 237).

⁴¹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 252 об. Характерно, например, Что в гектографированном обращении Союзного Совета к местным студенческим корпорациям, в котором последние приглашались принять участие в выражениях протеста, указывалось: «С ответом и за необходимыми справками просим обращаться по следующему адресу: Ботаническая улица № 14» (там же_;л. 259 об.) — т. е. по адресу Е. Теппан (ей принадлежали дома № 12 и № 14).

⁴² Альфред Николаевич Литинский родился в 1880 г. в мест. Болграде Измаилского уезда Бессарабской губернии. Сын лекаря (не сын ли он земского врача Литинского, принимавшего в конце 1870-х гг. активное участие в народническом движении в Бессарабии и занимавшегося, в частности, доставкой из Румынии в Россию революционной литературы? См. о нем: И. Г. Будак. Цит. соч., стр. 212—213). По национальности поляк. С 1899 г.— студент физико-математического факультета Юрьевского университета. А. Литинский в 1900—1902 гг. состоял представителем нелегальной польской студенческой организации «Ядвига» в Союзном Совете, в начале 1901 г. был

127

мероприятиям. Жандармы сумели достаточно полно выяснить деятельность «кружка Е. Теппан», но поскольку очевидно, что Союзный Совет и Бессарабское землячество трудились, как говорится, рука об руку, то оказывается практически невозможным определить, какая часть проделанной работы выпала на долю непосредственно Совета, а какая — на долю землячества. Из жандармских документов ясно лишь одно, что почти во всех мероприятиях Союзного Совета, шедших по линии «кружка Е. Теппан», принимали участие и студенты-бессарабцы.⁴³

Во-первых, Союзный Совет использовал квартиру Е. Теппан для получения запрещенных изданий и для связи с нелегальными студенческими организациями других городов России. Письма и бандероли Союзному Совету адресовались на имя Е. Теппан и ее служанки эстонки Е.-А. Карро (Карман), а иногда на имя вымышленного лица — г-на Кальма, будто бы проживающего в доме Е. Теппан по Ботанической улице 14. Как выяснили жандармы, все эти письма и бандероли прежде всего попадали к Е. Теппан, которая передавала их И. Пеливану, видимо, входившему в это время в состав Союзного Совета, Г. Хундадзе или другим лицам.

Особенно тесные связи установились у тартуского Союзного Совета с петербургскими студенческими организациями. В январе 1902 г. член Бессарабского землячества К- Гоян⁴⁴ ездил

некоторое время председателем Совета, заведывал печатанием воззваний и лично гектографировал некоторые из них. В 1902 г. был исключен из университета, арестован, с 25 февраля по 7 сентября находился под стражей ii вслед за тем был подвергнут особому надзору полиции в г. Друя Дисненского уезда Виленской губернии. В 1907 г. готовился к докторскому экзамену в Краковском университете (см. его личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 15711 и 15712; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 283 об. — 284).

⁴³ Характерно, например, что в определении министром юстиции «вины» рядовых членов «кружка Е. Теппан» бессарабцев Н. Гинкулова и К. Гояна прямо указывалась их принадлежность к тайному сообществу «Союзный Совет дерптских объединенных землячеств и организаций», хотя они, собственно, не входили в его состав (ЦГАОР, ф. ДП-3, 1903 г., ед. хр. 2723, л. 2).

⁴⁴ Константин Федорович Гоян родился в 1880 г. в с. Трифоуцы Сорокского уезда Бессарабской губернии в семье причетника. Учился в Единецком духовном училище, затем в 1895—1901 гг. в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой в 1901 г. поступил на историко-филологический факультет Юрьевского университета. В феврале 1902 г. был арестован и исключен из университета. После освобождения из-под стражи К. Гоян в ноябре 1902 г. поступил вольноопределяющимся в 67 пехотный Тарутинский полк. Участвовал в Русско-японской войне. Только в сентябре 1906 г. был принят обратно в студенты Юрьевского университета, который окончил в ноябре 1909 г. со степенью кандидата истории. В 1910 г. должен был быть назначен преподавателем истории в г. Валк на границе Латвии и Эстонии (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 7460 и 7461; ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 264—264 об., ф. ДП-3, 1903 г., ед. хр. 2723, лл. 2—4 об.).

128

в Петербург в качестве делегата от тартуского студенчества для участия в совещании представителей высших учебных заведений столицы.⁴⁵ Именно из Петербурга в адрес Е. Теппан регулярно приходили воззвания и бюллетени о ходе студенческого и рабочего движения в столице и в других городах России. Так, путем перлюстрации переписки, адресованной Е. Теппан, Е.А, Карро и Кальму, жандармы выяснили, что Союзный Совет в начале 1902 г. получил из Петербурга ряд бюллетеней Организационного комитета студентов Петербургского университета (№№ 7—8, 11—14) и Горного института (№ 4), издания кассы радикалов (в частности, листки со сведениями о киевских событиях), важный бюллетень от 7 января 1902 г., изданный петербургским Бюро делегатского собрания,⁴⁶ в котором были представлены нелегальные организации высших учебных заведений столицы, и т. д. Сведения, получаемые из Петербурга, тартуский Союзный Совет перепечатывал в своих гектографированных листовках и бюллетенях и распространял среди студентов и местного населения.

Уже после ареста членов Бессарабского землячества, Союзного Совета, Е.-А. Карро и Е. Теппан на имя последней из Петербурга продолжали поступать бюллетени и воззвания, а также прибыла посылка с 75 листами восковой бумаги для множительного аппарата «циклостиль».⁴⁷

Много нелегальных петербургских изданий было обнаружено при обыске на квартире Бессарабского землячества и у отдельных его членов.

Во-вторых, «кружок Е. Теппан» принимал активное участие в распространении в Тарту «преступных» воззваний и прочих изданий Союзного Совета, а возможно, и в гектографирований их. Что особенно важно, именно «кружок Е. Теппан», как вполне обоснованно решили жандармы, был причастен к выпуску воззваний на эстонском языке, обращенных к местному пролетариату.⁴⁸ Это были едва ли не первые попытки революционного тартуского студенчества, состоявшего в подавляющем большинстве из русских, украинцев, евреев, грузин, молдаван, латышей и других представителей народов Российской империи, обратиться

⁴⁵ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, л. 30 об.

⁴⁶ Между прочим, более опытное петербургское Бюро делегатского собрания обращало внимание тартуского Союзного Совета на пренебрежение членами последнего конспирацией: Союзный Совет ставил на письмах свой штамп, открыто указывал фамилии и адреса. Бюро делегатского собрания даже пригрозило тартусцам отказом от всяких сношений с Союзным Советом. Однако его предупреждение запоздало (ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г. ед. хр, 3, ч. 215, лл. 44—44 об.).

⁴⁷ Об использовании квартиры Е. Теппан для получения нелегальных изданий см.: ЦГАОР, ф .ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 169 об. — 170, 249 об. — 250, 252 об., 255 об. — 256.

⁴⁸ См. об этом там же, лл. 107—109, 252, 255—256; ЦГАОР ф ДП 00 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 19, 33 об.

9 ENSV ajaloo kiisimusi VIII

129

непосредственно к эстонцам, к коренному населению края.

Еще весной 1901 г. полиция обнаружила в типографии Матизена и в других тартуских типографиях воззвания к рабочим на эстонском языке о праздновании 1 мая, в которых резко критиковались существующие порядки и действия правительства и содержался призыв отметить 1 мая демонстрациями. В апреле же 1901 г. Е. Теппан передала экземпляр этого воззвания эстонцу И. Леппику, работавшему в ее доме дворником, и убеждала его присоединиться к рабочим, которые должны собраться в парке Домберг, чтобы отметить 1 мая. Она объясняла Леппику, что рабочие очень обременены работой и должны устроить бунт с целью освободиться от гнета и несправедливости.

27 и 28 ноября 1901 г/оставшиеся нераскрытыми лица — несколько мальчишек и один студент — раздавали рабочим машиностроительного и литейного завода Ф. Фауре гектографированные воззвания на эстонском яыке под названием «Открытые письма к рабочим г. Дерпта» («Awalikud kirjad»). В этом воззвании в простой, доступной рабочим форме излагалось марксистское учение о классовом антагонизме в обществе, о непримиримых противоречиях между эксплуатируемыми и эксплуататорами, говорилось о том, что правительство защищает последних. В воззвании содержался призыв к эстонским рабочим подняться по примеру русского и западноевропейского пролетариата на борьбу с существующим строем. В нем приводились конкретные примеры тяжелого положения рабочих на тартуских предприятиях. Между тем осенью 1901 г. Е. Теппан дала своей уборщице Е. Леппик (жене И. Леппика) 40 экземпляров этих воззваний для уничтожения. Эти же воззвания были обнаружены при обыске 25 февраля 1902 г. под тюфяком кровати Е.-А. Карро в квартире Е. Теппан.

Жандармы пришли к выводу, что и первое, и второе обращения к эстонским рабочим вышли из «кружка Е. Теппан», причем сама Теппан перевела их на эстонский язык и участвовала в их распространении.

О том, что в квартире Е. Теппан (еще раз напоминаем, что это была и квартира Бессарабского землячества) занимались гектографированием нелегальных изданий свидетельствуют обнаруженные там при обыске пачка желатина, две склянки глицерина и гектографские чернила.⁴⁹ Об этом же говорят и найденные под тюфяком Е.-А. Карро листки «Об агитации», написанные рукой В. Оатула и предназначавшиеся для размножения гектографским способом.⁵⁰

Вполне возможно, что и в гектографировании эстонскоязычных изданий принимали участие также члены Бессарабского

⁴⁹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 255.

⁵⁰ Там же, лл. 258 об., 263 об.

130

землячества, связанные самыми тесными дружественными узами с Е. Теппан. Известно, что Теппан была очень дружна со студентами-бессарабцами, особенно с И. Пеливаном, А. Гришковым, В. Оатулом и Г. Кику, часто бывала на собраниях землячества, принимала меры к обеспечению безопасности его сходок, хранила у себя рукописи и нелегальную литературу бессарабцев. Она всячески заботилась о них и называла себя «матерью студентов». Свидетельством очень близких отношений студентов-бессарабцев с Е. Теппан могут служить захваченные жандармами при обыске два письма к ней А. Гришкова и Г. Кику, где они приглашали свою хозяйку в гости в Бессарабию и ожидали ее приезда.⁵¹

Но если об участии членов Бессарабского землячества в гектографировании эстонскоязычных воззваний мы можем говорить лишь предположительно, то об их деятельности по распространению нелегальных изданий у нас есть точные сведения. Известно, например, что в ночь на 23 февраля 1902 г. А. Гришкрв, В. Оатул и еще один студент-бессарабец, фамилию которого жандармам не удалось выяснить, расклеивали по городу гектографированные прокламации на немецком языке, где были изложены требования, выработанные на общестуденческой сходке 19 февраля 1902 г., и приведены сведения о происходивших в Тарту студенческих выступлениях. Большое число этих прокламаций было снято жандармами и полицией со стен домов и с заборов.⁵²

В-третьих, члены «кружка Е. Теппан» принимали самое активное участие в подготовке и проведении открытых выступлений тартуского студенчества.⁵³ Выше мы уже отметили видную роль студентов-бессарабцев в «волнениях» весной 1901 г. В ноябре 1901 г. члены «кружка Е. Теппан», как и лица, входившие в состав некоторых других нелегальных объединений тартуского студенчества, по словам жандармов, опять «усиленно агитировали по устройству беспорядков». Они сначала подняли вопрос об организации всеобщей студенческой сходки с целью выразить протест против статьи, помещенной в № 78 «Гражданина»,⁵⁴ а затем и об устройстве общего собрания для выработки

⁵¹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 255—256.

⁵² Там же, лл. 236 об. — 237.

⁵³ Жандармы в специальном докладе следующим образом характеризовали «кружок Е. Теппан»: «Деятельность этого кружка <...>, по агентурным сведениям, была направлена на поддержание волнения среди студентов и выражалась, между прочим, в издании студенческих воззваний и бюллетеней» (там же, л. 249 об.).

⁵⁴ В редакционной статье «Речи консерватора» («Гражданин», 11. X 1901, № 78) известный реакционер князь В. П. Мещерский резко выступил против либеральных требований «обновления» университетской жизни, против автономии высших учебных заведений. Он позволил себе ряд крайне бестактных выпадов против студентов и против допущения женщин в университеты. В последнем требовании князь Мещерский увидел лишь проповедь разврата.

131

требований, которые следовало бы предъявить по примеру студентов других университетов учебному начальству. Такая сходка и состоялась 21 ноября 1901 г.⁵⁵

Как мы увидим ниже, особенно велика была роль «кружка Е. Теппан» в организации студенческих выступлений в феврале 1902 г.

На основе всех этих данных руководители Департамента полиции еще в конце 1901 г. пришли к следующему выводу: «Кружок Теппан представляет собою точное подобие таких же кружков во всех унив[ерситетских]городах, члены которых студенты, наряду с агитацией среди товарищей, в смысле подстрекательства к беспорядкам, ведут и соц.-демокр. пропаганду в рабочей среде, снабжая последних нелегальной литературой».⁵⁶

Однако особое беспокойство жандармов вызвала обнаруженная ими связь Бессарабского землячества с Румынией и с нелегальными кружками Кишинева.

В Бухарестском университете в начале века обучалось довольно много студентов-бессарабцев. Среди них был ряд выпускников Кишиневской духовной семинарии, друзей или хороших знакомых членов Бессарабского землячества в Тарту. Именно они создали в 1901 г. «Общество студентов-бессарабцев в Бухаресте», в которое входили С. Усиневич,⁵⁷ А. Гроппа,⁵⁸

⁵⁵ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, л. 30—30 об.

⁵⁸ Там же, л. 21.

⁵⁷ Степан Георгиевич Усиневич, молдаванин по национальности, сын священника из села Требужены Оргеевского уезда Бессарабской губернии, с 1891 по 1895 г. учился в Кишиневском духовном училище, а затем до 1901 г в Кишиневской духовной семинарии. В августе 1901 г. он поступил на медицинский факультет Бухарестского университета. В Бухаресте С. Усиневич примкнул к объединению «Бессарабец», жил в доме П. Козака, общался с К. Истрати, Г. Маданом, А. Димитреско, Г. Самурьяном, И. Захареско и др. Он входил также в литературное общество «Журчанье Ольта». Увлекшись чтением революционной литературы и нелегальной деятельностью, С. Усиневич совершенно забросил учебу и хотел перейти на естественный факультет. В феврале 1902 г. он вернулся на родину и в июле того же года был арестован в с. Требуженах по делу о тартуском «преступном сообществе», доставлен в Тарту и лишь в январе 1903 г. освобожден под залог. Между прочим, в 1902 г. С. Усиневич собирался поступить в Юрьевский ветеринарный институт (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 231—236, 268—269, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 57—58 об.; ЦГА МССР, ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, л. 32, ед. хр. 7, л. 5—5 об.).

⁵⁸ Александр Иванович Гроппа родился в 1879 г. в с. Кирилены Бельц-ского уезда Бессарабской губернии в семье священника. В 1889—1894 гг. учился в Единецком духовном училище, после этого в 1894—'1901 гг. в Кишиневской духовной семинарии. В 1901 г. поступил на медицинский факультет Бухарестского университета. В Бухаресте он также примкнул к объединению «Бессарабец» и занимался нелегальной деятельностью. В 1902 г. А. Гроппа вернулся на родину и в июле того же года, как и С. Усиневич, был арестован по делу о тартуском «преступном сообществе» и доставлен в Тарту. Лишь 31 декабря 1902 г. он был освобожден из-под стражи и жил у себя на родине, в с. Кириленах, под особым надзором полиции. В январе 1907 г.

132

Ф. Поручик ⁵⁹ и другие. С ними (в первую очередь с С. Усиневичем) и установили связь обучавшиеся в Тарту молдаване, о чем свидетельствуют обнаруженные жандармами при обыске в феврале 1902 г. у членов Бессарабского землячества письма, одно из которых прямо было помечено печатью «Societates Studenților Basarabien din Bucuresci. Fondată 1901» («Общество студентов-бессарабцев в Бухаресте»).⁶⁰

В свою очередь члены этого общества поддерживали тесные контакты с другим организационно, правда, неоформленным объединением «Бессарабец», возникшим уже давно и состоявшим большей частью из бессарабцев, эмигрировавших в Румынию. Состав этого объединения в первые годы XX века был достаточно разношерстным и идеологически пестрым. Однако ядро его составляли бывшие участники народнического движения в России, эволюционировавшие, подобно русским народникам, вправо, в сторону либерализма. К началу XX в. большинство их склонилось к националистическим взглядам, к идее присоединения Бессарабии к Румынии. Члены объединения оказывали помощь бессарабцам, находившимся в Румынии, старались распространять в Бессарабии румынские патриотические издания, целью которых было поднять национальное самосознание бессарабцев и доказать, что молдаване — часть румынской нации. Румынские власти тайно покровительствовали деятельности объединения, надеясь с его помощью подготовить захват Бессарабии.⁶¹

Однако, вместе с тем, следует учесть, что члены объединения «Бессарабец» были исполнены ненависти к русскому самодержавию и считали своей обязанностью всячески способствовать его уничтожению. Некоторые из них были радикально настроенными людьми, не чуждыми и социалистических идей, хотя их социализм, конечно, не был революционным, подлинно марксистским, и даже в лучшем случае отдавал получившим столь широкое распространение в этот период в Западной Европе оппортунизмом. Но все же члены объединения помогали не только распространению в Бессарабии румынской патриотической литературы, но и «водворению» в Россию из-за границы нелегальных русских революционных изданий самого разного

поступил на юридический факультет Юрьевского университета., курс которого закончил в 1911 г. (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 269 об. — 270, 299 об. — 300; ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 7762).

⁵⁹ Федор Степанович Поручик (1878—1954), также выпускник Кишиневской духовной семинарии, в это время учился в Бухарестском университете. Позже видный молдавский геолог.

⁶⁰ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 232 об. — 233, 269—270.

⁶¹ ЦГА МССР, ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, лл. 37—40. См. также: И. Г. Бу-дак. Цит. соч., стр. 381—382.

133

толка, в том числе и социал-демократических.⁶² Все это и привлекло к ним деятелей Бессарабского землячества в Тарту.

В состав объединения «Бессарабец», по данным агентуры русской охранки в Бухаресте, ведшей полтора года наблюдение за его членами, входили: доктор медицины Петре Козак (Казак), еще в начале 90-х гг. исключенный из Кишиневской духовной семинарии и окончивший Бухарестский университет; Константин Стере (Стери; 1864—1936), в 1883—1884 гг. один из руководителей Кишиневского народнического кружка, эмигрировавший в Румынию, где он сначалапримкнул к социал-демократам, а позже стал либералом, депутатом парламента; актер и писатель Г. Мадан; крупный писатель, журналист и общественный деятель Б. П. Хашдеу; профессор химии, в одно время министр народного просвещения Румынии К. Истрати; русские эмигранты, участники народнического движения Андрей Булатов (Димитреску) и Василий Ивановский (больше известный под именем доктора Петра Александрова, 1845—1911; шурин В. Г. Короленко) и др.⁶³

Особенно важную роль в объединении «Бессарабец» играл молдаванин Земфир Арборе-Ралли (1848—1933), известный писатель и публицист, видный участник русского народнического движения, в 1871 г. эмигрировавший в Швейцарию и вслед за тем переехавший в Румынию.⁶⁴ Он принимал в конце XIX в. деятельное участие в доставке из-за границы в Россию нелегальной литературы. Хотя 3. Арборе-Ралли отошел позже от революционной деятельности и склонился к либерализму националистического толка, тем не менее он на всю жизнь сохранил живой интерес и даже симпатии к социалистическому движению и в годы Первой русской революции оказал большую помощь матросам-потемкинцам, скрывшимся в Румынии.

Наконец, по данным русской охранки, к объединению «Бессарабец» примыкал и Константин Доброджану-Геря (настоящая фамилия — С. Кац),⁶⁵ также бывший народоволец и эмигрант из России, создатель и в 90-е гг. руководитель Румынской социал-демократической партии, видный публицист и литературный критик, роль которого в общественной и культурной жизни Румынии конца XIX в. чрезвычайно велика. Как и 3. Арборе-

⁶² ЦГА МССР, ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, л. 40. Известно также, что А. Гроппа и С. Усиневич брали у П. Козака разные нелегальные социал-демократические издания (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 269 об. — 270).

⁶³ ЦГА МССР.ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, лл. 38—39 об.

⁶⁴ Любопытно, что 3. Арборе-Ралли, исключенный из петербургской Медико-хирургической академии, в 1871 г. намеревался поступить в Дерпт-ское ветеринарное училище, вскоре преобразованное в Ветеринарный институт. Однако, получив разрешение стать воспитанником этого учебного заведения, 3. Арборе-Ралли предпочел эмигрировать заграницу.

⁶⁵ ЦГА МССР, ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, лл. 38 об., 40.

134

Ралли, К. Доброджану-Геря в рассматриваемый нами период принимал участие в пересылке нелегальной литературы в Россию.⁶⁶

Видимо, с помощью бессарабцев-выпускников Кишиневской духовной семинарии, обучавшихся в Бухарестском университете или проживавших в столице Румынии, тартуским молдаванам удалось наладить непосредственный контакт с членами объединения «Бессарабец».⁶⁷ Известно, что летом 1901 г. Г. Кику побывал в Бухаресте, где встречался с Ф. Поручиком и Г. Маданом и вел с последним переговоры о доставке книг из Румынии в Тарту.⁶⁸ Возможно, эти контакты установились и с помощью И. Пеливана, который вел обширную переписку с Румынией: на следствии выяснилось, что в 1901 г. он чуть ли не каждый день получал оттуда письма.⁶⁹ О наличии связей с объединением «Бессарабец» говорят хотя бы такие факты: именно по адресу д-ра П. Козака тартуские бессарабцы должны были высылать деньги на нелегальные издания и, видимо, на печатание рукописей.⁷⁰ И. Пеливан отправил из Венденской тюрьмы, куда он был заключен под стражу после ареста, письмо Г. Мадану по адресу А. Булатова-Димитреску.⁷¹ Наконец, жандармам удалось захватить любопытную переписку И. Пеливана с Г. Маданом.

Письма Г. Мадана интересны во многих отношениях. Во-первых, они показывают, в каком направлении члены объединения «Бессарабец» пытались влиять на тартуских молдаван. Во-вторых, они дают нам материал для характеристики сложных и крайне путаных воззрений Г. Мадана. Наконец, письма Г. Мадана небезынтересны для историка молдавской культуры. К сожалению, они сохранились в архиве Департамента полиции не в оригинале, а в очень корявых, совершенно «неудобочитаемых», а порою и попросту неверных переводах какого-то сотрудника кишиневской охранки.

Молдавский писатель, фольклорист и актер Георгий Мадан (1872—1944), родом из Бессарабии, исключенный за участие в волнениях учащихся из школы (по жандармским сведениям, из Кишиневской духовной семинарии), эмигрировал в Румынию, где окончил консерваторию и стал актером Национального

⁶⁶ ЦГА МССР, ф 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, л. 42—42 об.

⁶⁷ На следствии очень многие члены Бессарабского землячества (И. Пеливан, Г. Кику, А. Гришков, Н. Гинкулов, Н. Симинель и др.) показали, что были знакомы с С. Усиневичем, А. Гроппой, Ф. Поручиком, П. Козаком, F. Маданом и др. (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 265 об., 266, 267 об., 268 об).

⁶⁸ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 258, 265 об.

⁶⁹ Там же, л. 260.

⁷⁰ Там же, л. 169.

⁷¹ Там же, л. 231—231 об.

135

театра. Он был близок к К. Доброджану-Геря, некоторое время даже жил в его доме. Г. Мадан писал рассказы, очерки, критические статьи, занимался собиранием молдавского фольклора.

Главным в переписке Г. Мадана с И. Пеливаном был вопрос о доставке румынских изданий в Тарту. И. Пеливан, уже в ту пору настроенный достаточно националистически и разделявший теорию единства румын и молдаван, писал Г. Мадану: «Я лично и вообще все члены нашего Бессарабского землячества живо интересуются состоянием и юридическими, материальными и культурными преобразованиями в Румынии. Мы были бы Вам весьма признательны и обязаны за присылку румынского государственного права (видимо, речь идет о конституции Румынии — С. И.) и нескольких книг художественной и исторической литературы для развития у наших ребят национального сознания и даже интереса к чтению румынских книг».⁷² Здесь любопытно указание на то, что у членов Бессарабского землячества в 1901 г. еще не было интереса к чтению румынских книг. В этой связи симптоматично и показание Ф. Логина на следствии о том, что И. Пеливан предлагал членам Бессарабского землячества выписывать румынские книги от Мадана, но они не согласились, и Пеливану пришлось выписывать их за свой счет.⁷³ Не является ли это свидетельством того, что большинство членов землячества, принимавших активное участие в общестуденческой борьбе, тогда еще не проявляло особого интереса к тому комплексу проблем, который так волновал объединение «Бессарабец» и И. Пеливана?

Как явствует из писем Г. Мадана, он стал в конце 1901 г. регулярно посылать по почте в Тарту румынские книги, ноты, газеты и журналы. Г. Мадан в одном из писем даже обещал бесплатно высылать тартуским бессарабцам 10—12 румынских газет. ⁷⁴ Среди высланных Маданом книг были и румынские националистические издания, антирусские по своей направленности. Не случайно он отмечал в письме от 7 декабря 1901 г.: «Кажется, что чиновник цензуры из Одессы, который проверяет книги и газеты румынские или хороший румын или не исполняет своего долга, потому что я послал в Россию румынские книги,

⁷² «Viata Basarabiei», 1936, стр. 328.

⁷³ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 267. Ф. Логин вообще дал наиболее «чистосердечные» признания на следствии и выдал жандармам многое из того, что другие члены землячества скрывали. Впрочем, в следственных делах есть сведения и о том, что некоторые члены землячества (А. Оатул, А. Гришков и др.) давали по 50 коп. на высылку книг из Румынии (там же, л. 268). Однако возможно, что в данном случае речь идет о выписке нелегальной революционной литературы из-за границы (об этом ниже).

⁷⁴ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, л. 76—76 об. У. И. Пеливана при обыске в Тарту в феврале 1902 г. было найдено 14 экземпляров газеты «Адеверул» (ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 55 об.).

136

в которых было много вещей не по душе России, но несмотря на это все прошли цензуру».⁷⁵

В своих письмах Г. Мадан упорно стремился направить тартуских бессарабцев на путь румынского патриотизма (молдаван он относит к румынам) и с этой целью восхвалял румынскую культуру и даже порядки королевской Румынии, в которых он ведел лишь хорошее. «Наполнилась душа радостью от известия, что образованная молодежь из Бессарабии не кичится (явно неправильный перевод, видимо, должно было бы быть — «не чуждается» — С. И.) своей национальностью и начинает интересоваться ее прошлым, — писал Г. Мадан в одном из писем. — Наконец-то начали понимать, что молдоване и весь род румынский составляют часть расы, которая больше, чем другие, работала для цивилизации и свободы <'.. > Любите родных своих, братья мои. Пробудите их из темноты, в которой они находятся, и разбудите сознание национальное, чтобы известно было, что румыны не были рождены быть подвластными другим национальностям или племенам. В доказательство имеем пример, что 6 миллионов братьев наших, наконец, за 50 лет сделались самой цивилизованной страной на Балканском полуострове».⁷⁶

Однако эти далеко не прогрессивные проявления румынского национализма в письмах Г. Мадана сложным образом переплетаются с элементами искреннего демократизма, с симпатией их автора к революционному движению в России, к героизму революционеров-народников и т. д. В этом отношении характерно письмо Г. Мадана И. Пеливану от 28 декабря 1901 г. Здесь он с глубоким уважением отзывается о выдающемся молдавском революционере-народнике Н. П. Зубку-Кодряну и подробно пересказывает известный эпизод из его биографии — ответ священнику, пришедшему его исповедовать перед смертью.⁷⁷ Г. Мадан с гордостью отмечает, что Бессарабия дала таких замечательных деятелей, как Б. П. Хашдеу, 3. Арборе-Ралли, который вместе с доктором Русселом и Доброджану-Геря заложил основы румынского социализма, А. Булатов-Димитреску и др. Правда, он тут же отмечает, что «все они были социалисты-националы». Г. Мадан с искренним почтением отзывается об уже упоминавшемся выше докторе Петре Александрове.

«Да, брат, много душ и сердец великих рождались и были в Бессарабии нашей. Вы их не знаете. Берите с них пример...»,— пишет Г. Мадан, тут же вновь призывая тартуских бессарабцев

⁷⁵ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 232—232 об.

⁷⁶ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, л. 76. Мы сочли возможным выправить в тексте перевода явные ошибки и стилистические погрешности.

⁷⁷ Об этом эпизоде из биографии Н. П. Зубку-Кодряну см.: М. Roller. Nicolai Zubcu Petrovici. București, 1946, стр. 28.

137

«разбудить народ», поднять его отвагу и любовь к родине, чтобы основать... «империю дако-румын» и объединить трансильванцев, бессарабцев и буковинцев вокруг их матери — Румынии! Дабы воодушевить тартуских молдаван, Г. Мадан в конце письма приводит текст румынской патриотической дойны, которую он просит исполнить на новогоднем вечере.⁷⁸

В письмах Г. Мадана много места занимают вопросы театра — как румынского, так русского и украинского; автор, между прочим, просит И. Пеливана прислать ему материалы о пьесе А. В. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», которую он, видимо, намеревался поставить в Румынии. Г. Мадан мечтает приехать в Кишинев с хорошей румынской театральной труппой и оркестром, сам хочет заняться составлением такой труппы и организацией ее гастролей в Бессарабии. Он пишет о необходимости собирания молдавского фольклора (в частности, просит И. Пеливана собрать несколько народных песен из-под Резен), древних молдавских книг и рукописей. Г. Мадан хочет составить для молдаван антологию румынской -поэзии с нотами, издать ее и распространять по дешевой цене. Он послал тартуским студентам румынские (молдавские?) песни с нотами, чтобы они могли познакомить общественность далекого эстонского города с родным искусством. Г. Мадан интересовался фамилиями всех бессарабцев в Тарту, и, как явствует из одного письма, И. Пеливан выслал ему их список.⁷⁹

Но не румынские книги и ноты, посылаемые Г. Маданом в Тарту, испугали жандармов, да и не они, в первую очередь, интересовали тартуских студентов. Члены Бессарабского землячества стремились использовать свои связи с Бухарестом прежде всего для получения революционной литературы из-за границы. В этом был заинтересован и Союзный Совет, и другие нелегальные организации тартуского студенчества.

Путем перлюстрации переписки членов землячества жандармы выяснили, что осенью 1901 г. бухарестские бессарабцы (как можно предполагать, члены Общества студентов-бессараб-цев в Бухаресте С. Усиневич, А. Гроппа и др.) предложили тар-тусцам свои услуги по доставке революционной литературы из-за границы, в первую очередь из Женевы, в Россию. Им обещали свою помощь в этом деле 3. Арборе-Ралли и, видимо, русский революционер-эмигрант Петров. Автор перлюстрированного письма из Бухареста упоминал между прочим, что Арборе-Ралли и Петров в его присутствии «вспоминали Малую Конюшенную, сходки, Веру Засулич, Бакунина, Плеханова и других своих знакомых и сотрудников».⁸⁰

⁷⁸ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 79—80.

⁷⁹ См. там же, лл. 76—80.

⁸⁰ Там же, л. 31 об.

138

Бухарестцы намеревались перевозить революционные издания в Россию отдельными транспортами через Кишинев, где с помощью существовавшего там нелегального кружка, с которым были связаны общества бессарабцев в Бухаресте и Тарту, предположено было организовать тайный склад и своего рода перевалочный пункт, чтобы уже отсюда переправлять издания дальше. Первый транспорт решено было составить преимущественно из литературы, предназначенной для интеллигенции и учащейся молодежи, и с целью скорейшего сбыта продавать ее возможно дешевле, а при составлении последующих транспортов руководствоваться спросом и требованиями публики, которые должны были выясниться при распродаже первого.

Первый транспорт бухарестский кружок мог бы составить уже в ноябре-декабре 1901 г., но у него не было средств на покупку изданий.

В связи с этим кружок обратился к кишиневцам и тартусцам (т. е. к Бессарабскому землячеству) с просьбой оказать ему материальную помощь — собрать деньги на приобретение революционной литературы. С этой целью в Кишиневе было распространено воззвание к местному обществу, в котором содержался призыв о помощи бессарабцам, обучающимся в Бухарестском университете. На самом деле все средства, которые должны были быть собраны таким путем, решено было использовать исключительно на нелегальные издания.⁸¹

В письме к членам Бессарабского землячества в Тарту неизвестный нам автор из Бухареста отмечал: «Имейте в виду, что все громкие дела начинаются с пустяков, а открыть свободный пропуск женевских изданий — это обстоятельство, заслуживающее внимания. В России есть подпольные типографии, но они не удовлетворяют все русское общество, они носят частный практический характер. В них печатаются брошюры только для рабочих, прокламации на злобу дня, о стачках рабочих — всё материал, который не производит такого впечатления на учащуюся молодежь и вообще на либеральную публику (а мы именно такую аудиторию и имеем в виду), как сочинения Герцена, статьи Чернышевского, сочинения Степняка, Плеханова, Бебеля, Бакунина, программы, истории деятельности различных партий и т. д. Все эти книги, как я знаю по личному опыту, будут иметь громадный успех в этой аудитории. Побольше энергии господа! Мы плюем на все другие дрязги. Говорят — партии! Мы составляем свою партию, имеющую цель переправу книг в Россию и только .. .»⁸²

Это письмо ярко демонстрирует нам незрелость и путаность

⁸¹ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3. ч. 215, лл. 18 об. — 19.

⁸² Там же, л. 32. ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 229 об. — 230.

139

идейных установок членов бухарестского кружка, но, вместе с тем, оно показывает, что их волновал не только национальный вопрос. Ничего такого, что свидетельствовало бы о румынском буржуазном национализме членов кружка, в письме нет.

Получив письмо из Бухареста с просьбой о помощи, руководители Бессарабского землячества предприняли ряд мер для того, чтобы собрать необходимые средства. На квартире Е. Теппан в октябре 1901 г. с этой целью происходили собрания членов землячества и, видимо, Союзного Совета, на которых председательствовали И. Пеливан, К- Гоян и Г. Хундадзе. Однако возможности землячества оказались слишком ограниченными, и тогда, как можно предполагать, по инициативе Союзного Совета решено было созвать собрание представителей всех нелегальных организаций тартуского студенчества, чтобы обсудить вопрос о сборе средств на нелегальные издания, которые должны были поступить в Тарту из Бухареста через Кишинев. Такие собрания состоялись 14 и 26 октября 1901 г. в помещении Общества русских студентов. На них присутствовали почти все руководители тартуского студенческого движения и представители крупнейших нелегальных организаций — В. Десницкий, К.Покровско-Водоватовский, А. Виноградов, Г. Маврицкий, Д. Кладищев, И. Квятек, Ф. Платонов, А. Гришков, В. Оатул, И. Пеливан и другие — всего более 40 человек. На короткое время приходила на одно из заседаний и Е. Теппан. По-видимому, на собраниях вопрос был решен положительно и были собраны необходимые средства. По крайней мере, вскоре жандармы выяснили, что бухарестский кружок получил из Кишинева и Тарту деньги на приобретение транспорта революционной литературы.⁸³

В этой'связи внимание жандармов привлекла и неожиданная поездка А. Гришкова в Бессарабию. 2 ноября 1901 г. он, взяв десятидневный отпуск, отправился на родину. Жандармы вполне резонно предположили, что он поехал за нелегальной литературой, но проследить его путь не сумели. Они лишь выяснили, что литературы А. Гришков в Тарту не привез. Отсюда жандармы сделали вывод, что поездка, кстати, затянувшаяся на длительный срок, оказалась безрезультатной.⁸⁴ Однако логичнее, пожалуй, будет предположение, что Гришков лишь отвез деньги для передачи бухарестцам и договорился о транспортировке литературы.

В начале 1902 г. заграничная нелегальная литература появилась в Бессарабском землячестве. Как считали жандармы, это и были издания, привезенные первым транспортом из Бухареста. Каким образом этот транспорт был переправлен в Россию, жандармам

⁸³ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 251—251 об.

⁸⁴ Там же, л. 251 об.

140

выведать не удалось. Дальнейшее расследование, правда, кое-что все же прояснило. Переправу транспорта запрещенных изданий, видимо, осуществляли члены Общества студентов-бессарабцев в Бухаресте С. Усиневич и А. Гроппа через Яссы. Из захваченного жандармами у А. Гроппы летом 1902 г. письма к И. Лахареско (он же — д-р Захареско) следует, что они думали переправлять революционную литературу в Россию с помощью контрабандистов. Часть нелегальных книг находилась у Ф. Поручика, но он, правда, как будто, не был осведомлен об операции с контрабандистами.⁸⁵ Как выяснила заграничная агентура охранки, вскрывавшая письма 3. Арборе-Ралли к дочери в Париж, последний был связан с С. Усиневичем и причастен к пересылке нелегальной литературы.⁸⁶ Из Бессарабии же в Тарту, по мнению жандармов, запрещенные издания мог привести И. Пеливан, уезжавший на рождественские каникулы домой, в село Резены, и возвратившийся в Тарту в конце января 1902 г.⁸⁷ Их могли привезти с каникул и другие члены Бессарабского землячества.

Департамент полиции, получив указанные сведения, заподозрил, что нити, ведущие из Бухареста и Ясс в Кишинев и Тарту, смыкаются с путями доставки искровских изданий из-за границы в Россию. Один из высших чиновников Департамента полиции заметил в «Записке для памяти», помеченной 12 января 1902 г.: «Независимо сего, из совершенно постороннего агентурного источника получены указания, что «Искровские» издания, доставляемые в разные места Румынии для водворения в Россию, посылаются на центральный адрес: Яссы, Страдагазоводы (ошибка, должно бы быть «Страда Куза-Воде» — С. И.), 40, Мирке Эйзикович. По-видимому, этот адрес имеет связь с вышеупомянутым кружком русских студентов в Бухаресте».⁸⁸ Между тем известно, что именно таким путем кишиневские социал-демократы наладили доставку искровских изданий из Ясс в Кишинев и в другие города России.⁸⁹ В какой мере предположение жандармов соответствовало действительности, мы не знаем. Но, по крайней мере, среди обнаруженных у тартуских студентов при обыске 25 февраля 1902 г. изданий оказалось много искровских. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что А. Гроппа, по жандармским сведениям, был «душою социал-демократического кружка, преследующего противоправительетвенные

⁸⁵ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 269—269 об.

⁸⁶ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 215, лл. 90-92.

⁸⁷ Там же, л. 42.

⁸⁸ Там же, л. 41—41 об.

⁸⁹ См. об этом: Ю. Г. Иванов. В годы революционного подполья. (Из истории деятельности социал-демократических организаций в Молдавии 1895—1914 гг.). Кишинев, 1963, стр. 8—10.

141

цели», в м. Скулянах.⁹⁰ Между тем, кишиневская социал-демократическая организация была связана с кружками на местах.

Издания, найденные жандармами у членов Бессарабского землячества, вероятно, могли бы в какой-то степени помочь нам выяснить, что включал первый транспорт революционной литературы, прибывший из Бухареста. Однако не подлежит сомнению, что эта литература получила распространение не только в Бессарабском землячестве, но и в других нелегальных организациях тогдашнего тартуского студенчества.

У бессарабцев жандармы обнаружили много запрещенной литературы, в том числе и социал-демократической. У К. Гояна и Н. Симинеля, например, была обнаружена брошюра П. Б. Аксельрода «К вопросу о современных задачах и тактике русских социал-демократов» (Женева, 1898), «Социал-демократическая рабочая библиотека» № 1 (номер принадлежал В. Оатулу) и два экземпляра «Речи социал-демократа к студентам». Кроме того на следствии выяснилось, что у К. Гояна видели еще отдельные номера «Искры». В двух связках нелегальных изданий и рукописей, найденных под тюфяком кровати Е.-А. Карро и принадлежащих И. Пеливану, жандармы нашли две брошюры — «Фабрика Поль» и «Фабрика Максвеля», — изданные Петербургским Союзом борьбы за освобождение рабочего класса, 6 экземпляров брошюры С. Дикштейна «Кто чем живет», в популярной форме излагавшей основы социализма, гектографированную брошюру Ж. Гэда «Коллективизм» — краткое изложение учения К. Маркса и Ф. Энгельса, несколько воззваний «Союза русских социал-демократов» и Тифлисского комитета РСДРП и другие издания, а также рукопись Ф. Логина «Коммунизм как всеобщее необходимое следствие промышленного развития». Возможно, эти две связки составляли часть библиотеки Бессарабского землячества, спрятанную на случай обыска. У В. Оатула был найден «Манифест Коммунистической партии», он показал также, что имел работу К- Маркса «Труд и капитал», и т. д.

Кроме того, у членов Бессарабского землячества жандармы нашли издания женевской группы экономистов «Рабочее дело», фонда Вольной русской прессы в Лондоне, возглавлявшегося С. М. Степняком-Кравчинским, ряд запрещенных произведений Л. Н. Толстого («Об обрядности», «Христианство и патриотизм», «Ответ на постановление Синода...»), В. Г. Короленко («Чудная»), М. Горького («О писателе, который зазнался»), множество стихотворений и песен («Доля», «Песня рабочих», «Смелость, друзья, не теряйте», «Вы жертвою пали в борьбе роковой», «Над широкой рекой», «Песнь торжествующей свиньи» и др.).⁹¹

⁹⁰ ЦГА МССР, ф. 1/215, оп. 1, ед. хр. 4, л. 32 об.

⁹¹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 47—56, 255—267.

142

Некоторые данные, выявленные жандармами, заставляют предполагать, что связи Бессарабского землячества с Бухарестом имели целью не только получение из-за границы революционной литературы, но и организацию печатания каких-то нелегальных изданий в Румынии. Об этом, как будто, идет речь в письме Г. Мадана И. Пеливану от 30 октября 1901 г.: «То, что Вы хотите иметь в Румынии, стоило бы от 35 до 40 р. за лист, можно сделать все, что вы желаете».⁹² На это же, видимо, намекает С. Усиневич в перехваченном жандармами письме, высланном из Бендер 28 февраля 1902 г.: «Господа, не будьте немы. Посылайте документы по движению за границу в нескольких экземплярах. Удостойте историю России несколькими страничками вашей осмысленной борьбы. Для этого, я думаю, вы не пожалеете нескольких десятков копеек. Станки бездействуют. Присылайте все, что у вас есть на руках. Адрес: Румыния, Бухарест. București, Strada Viitorului 69, Dr. Cozacu.»⁹³

Как это ни странно, значительно меньше мы знаем о связях Бессарабского землячества в Тарту с нелегальными кружками Кишинева. Жандармам, по-видимому, не удалось выяснить, с кем именно в Кишиневе были связаны и члены Общества студентов-бессарабцев в Бухаресте, т. е., кто должен был организовать склад заграничной литературы в Кишиневе и заниматься ее транспортировкой в другие города России. Можно лишь предполагать, что это были кружки воспитанников Кишиневской духовной семинарии. Известно, что К. Гоян переписывался с воспитанником последней И. Поповым и интересовался нелегальной библиотекой семинаристов.⁹⁴ В бюллетене Союзного Совета дерптских объединенных землячеств и организаций от 28 января 1902 г. в числе прочего было помещено известие из Кишинева о волнениях в местной духовной семинарии.⁹⁵ Известно также, что Ф. Платонов отпечатал на шапирографе «Открытое письмо ректору Кишиневской духовной семинарии К. В. Яновскому», подписанное — «Выпуск 16-й». В этом письме «в резкой форме осуждается система духовного воспитания и образования, а также отношение к семинаристам Яновского, причем последний обзывается «Подлым рабом и лакеем Победоносцева и стаи черных воронов, самозванно именующих себя церковью Христовой».⁹⁶ Это письмо было найдено у ряда членов Бессарабского землячества.

Нельзя, кстати, не отметить, что Ф. Платонов, видимо, помимо землячества установил очень важные связи с нелегальными

⁹² ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 261.

⁹³ Там же, лл. 169, 230 об. Впрочем, может быть, здесь идет речь о средствах на приобретение нелегальной литературы.

⁹⁴ Там же, л. 264 об.

⁹⁵ ЦГИА ЭССР, ф. 296, оп. 102, 1902 г., ед. хр. 18, ч. I, л. 215.

⁹⁶ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 258 об.

143

организациями Бессарабии.Осенью 1901 г. он привез из Кишинева шапирограф, на котором стал размножать прокламации и другие издания Союзного Совета. Известно, что он напечатал произведение М. Горького «О писателе, который зазнался». На этом же шапирографе Ф. Платонов выпускал в свет прокламации и воззвания, подписанные «Группа свободного слова».⁹⁷

Полиция нашла в конце 1901 — начале 1902 г. довольно много изданий, помеченных этой подписью.

Кроме того, если верить жандармам, Ф. Платонов «привез из Кишинева несколько экземпляров изданного Кишиневскою рабочею партией произведения Дикштейна «Кто чем живет».»⁹⁸ Как мы только что видели, оно было обнаружено и у членов Бессарабского землячества. Не свидетельствует ли это о том, что Ф. Платонову удалось установить связи с Кишиневской социал-демократической организацией? Дать ответ на этот вопрос из-за отсутствия достоверных данных мы, к сожалению, сейчас не можем.

Следует еще обратить внимание на следующий факт. Как известно, в кишиневской типографии «Искры», основанной в апреле 1901 г., были напечатаны работа Г. В. Плеханова «Что же дальше?» и прокламация «К обществу». Издания под такими названиями были найдены у некоторых тартуских студентов "и на квартире Е. Теппан при обысках в феврале 1902 г." Из жандармских дел однако не ясно, были ли это издания кишиневской типографии «Искры» или нет.

Можно еще указать, что в конце 1901 г. Бессарабское землячество получило из Кишинева письмо с петербургским адресом В. А. Волковой, с помощью которой можно было выписывать из одного столичного магазина книги, необходимые для организации. В нем сообщалось также, что кишиневцы недавно получили письмо из Румынии и что румынские товарищи спрашивают, прибыла ли в Тарту карикатура и почему тартусцы так долго не отвечают.¹⁰⁰ Это еще раз подтверждает наличие связей между Тарту, Кишиневом и Бухарестом.

Между тем в феврале 1902 г. началась новая волна студенческих «волнений». Пожалуй, еще никогда студенческое движение в Тарту не приобретало такого размаха, как в начале 1902 г. Движением по-прежнему руководил Союзный Совет, как мы видели, тесно связанный с так называемым «кружком Е. Теппан», с Бессарабским землячеством. В числе главных «подстрекателей» и агитаторов за «беспорядки» жандармы, кроме признанных руководителей тартуского студенчества (В. Десницкий,

⁹⁷ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 193 об., 275.

⁹⁸ Там же, л. 275.

⁹⁹ Там же, лл. 53 об., 59, 61.

¹⁰⁰ Там же, лл. 251 об., 290 об.

144

К. Покровско-Водоватовский, А. Митягин, Г. Маврицкий, Г. Хун-дадзе, Г. Бочков, А. Литинский и др.), называли и членов Бессарабского землячества И. Пеливана, А. Гришкова, К. Гояна, Г. Кику, Ф. Логина, В. Махо, Н. Симинеля, Г. Чемеринова, А. Полянского и наших старых знакомых И. Машкина, Ф. Платонова и М. Горяинова.¹⁰¹

19 февраля 1902 г. в университете по призыву Союзного Совета состоялась многолюдная сходка студентов, на которой была принята смелая резолюциям требованием политических и академических свобод, а также решено в знак протеста против реакционных мер правительства прекратить занятия в университете и приступить к обструкционным действиям, чтобы добиться его закрытия. На этой сходке председательствовали Г. Хундадзе и Г. Маврицкий. А. Гришков и Г. Хундадзе подняли на ней вопрос об организации по примеру студентов других городов уличной демонстрации в Тарту.¹⁰² И, действительно, после сходки студенты вышли на улицу и с пением «Марсельезы» под красным знаменем направились от главного здания университета к Каменному мосту. Это была первая уличная демонстрация в Тарту.

Г. Хундадзе руководил также выступлением студентов 21 февраля, когда после заседания в актовом зале университета, посвященного 50-летию со дня смерти Гоголя и превратившегося в революционную манифестацию, состоялась новая уличная демонстрация с выступлением ораторов и с пением революционных песен.

Одновременно, начиная с 20 февраля, студенты приступили к обструкционным действиям с целью сорвать учебные занятия в университете.

Во всех этих революционных акциях деятельное участие принимали студенты-бессарабцы. А. Гришков и В. Оатул, как мы видели, расклеивали гектографированные воззвания к местному обществу. Они же, И. Пеливан, К. Гоян и Г. Кику были замечены на сходке 19 февраля и в обструкционных действиях на следующий день, за что их исключили из университета.¹⁰³ В той или иной форме участвовали в студенческих выступлениях начала 1902 г. и почти все другие члены Бессарабского землячества.¹⁰⁴

Весьма активное участие в студенческих «волнениях» 1902 г. Принимали и бессарабцы, обучавшиеся в Ветеринарном институте (Ф. Платонов, М. Брашеван, П. Гросул и др.).

¹⁰¹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 253, ф. ДП. 00, 1898 г, ед-. хр. 3, ч. 150, т. 11, лл. 26—27, 103—104.

¹⁰² ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 150, т. 11, л. 86 об.

¹⁰³ Там же, лл. 150—151 об.

¹⁰⁴ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 303—304

145

Еще в конце 1901 г. директор Ветеринарного института К. К. Раупах получил анонимный донос, в котором ему рекомендовали обратить внимание в числе прочих на студентов Ф. Платонова и М. Брашевана,¹⁰⁵ они, будто бы, имели сношения с революционными организациями Риги, Петербурга и Москвы и являлись зачинщиками студенческих выступлений в институте, хотя и действовали очень осторожно.¹⁰⁶

М. Брашеван и П. Гросул ¹⁰ ? были замечены инспекцией на большой сходке студентов Ветеринарного института 19 февраля 1902 г., на которой также были выработаны требования политических и академических свобод, в тот же день предъявленных институтскому начальству, и принято решение объявить забастовку. Претворяя в жизнь постановление сходки, студенты стали срывать учебные занятия в институте. «Обструкционные» действия студентов продолжались и на следующий день. По данным институтского начальства, в них принимал участие и П. Гросул.

В студенческих «волнениях» в феврале 1902 г., как и весной 1901 г., был замешан также студент Ф. Платонов. В секретном отношении министерства внутренних дел, направленном министру народного просвещения, он был назван одним из шестнадцати наиболее активных «агитаторов-обструкционистов» в Ветеринарном институте.¹⁰⁸

Размах студенческого движения в Тарту не на шутку напугал жандармов и власти. Чтобы предотвратить новые выступления, жандармы решили приступить к решительным репрессивным

¹⁰⁵ Михаил (Эмануил) Мануйлович Брашеван родился в 1879 г. в с. Вален-Исаковы Оргеевского уезда Бессарабской губернии. Сын многодетного сельского пономаря. Учился в Кишиневском духовном училище и вслед за тем, в 1895—1901 гг., в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой в 1901 г. поступил в Юрьевский ветеринарный институт. В феврале 1902 г. был исключен из института до начала будущего учебного года за участие в студенческих «волнениях». Директор института настоятельно требовал от губернатора высылки М. Брашевана на родину, так как пребывание его в Юрьеве «нежелательно» (ЦГИА ЭССР, ф. 296, оп. 102, 1902 г., ед. хр. 18, ч. II, л. 36 об.). Окончил Ветеринарный институт в 1909 г. (см. его личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 404, оп. 1, ед. хр. 1165).

¹⁰⁶ ЦГИА ЭССР, ф. 404, оп. 1, ед. хр. 4021, л. 101—101 об.

¹⁰⁷ Павел Александрович Гросул родился в 1880 г. в с. Бардары Кишиневского уезда в семье священника. Учился в Кишиневской духовной семинарии, по окончанию которой в 1901 г. поступил в Юрьевский ветеринарный институт. В феврале 1902 г. был исключен из института за участие в студенческих «волнениях» сначала без права обратного приема, но позже приговор был смягчен и ему разрешили осенью 1902 г. восстановиться в числе студентов. Закончил Ветеринарный институт в 1908 г. Во время учебы П. Гросул, круглый сирота, очень нуждался жил на казенную стипендию, неоднократно освобождался от платы за обучение (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 404, оп. 1, ед. хр. 1563; ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1903 г., ед. хр. 282, л. 1 об.).

¹⁰⁸ ЦГИА ЭССР, ф. 404, on. 1, ед. хр. 4021, лл. 131—134 об., 153, 207— 208.

146

мерам — к обыскам и арестам известных им руководителей и наиболее активных участников студенческих «волнений». Таким образом они надеялись обезглавить движение и задержать его ход.

Первый «тур» обысков и арестов имел место в ночь на 25 февраля 1902 г. На квартире Е. Теппан по Ботанической улице полиция застала почти всех членов Бессарабского землячества, которые пели революционные песни и читали запрещенные издания. Кроме Е. Теппан и ее экономки Е.А. Карро, здесь были застигнуты и арестованы К. Гоян, Н. Симинель, И. Пеливан, А. Гришков, Г. Кику, В. Махо, Н. Гинкулов, В. Оатул, Г. Чемеринов, Ф. Логин и А. Полянский. Все они вместе с Г. Хундадзе и А. Оатулом были привлечены к жандармскому следствию о «преступных сообществах» в Тарту как члены Бессарабского землячества. При обысках у многих из них и на квартире Е. Теппан было найдено большое количество нелегальных изданий.¹⁰⁹

В ту же ночь были арестованы и другие руководители и активные участники студенческих выступлений. Однако любопытно, что ни одна нелегальная организация тартуского студенчества не пострадала так сильно, как Бессарабское землячество: в других объединениях, как правило, были арестованы только руководители, рядовые же члены остались на свободе.

Следствие длилось долго. К расследованию дела была привлечена и бессарабская охранка, и заграничная (бухарестская) агентура Департамента полиции, поскольку жандармов особенно заинтересовали связи Бессарабского землячества в Тарту с бухарестскими кружками. В июле 1902 г. в Бессарабии были дополнительно арестованы С. Усиневич, А. Гроппа и Ф. Платонов. Однако арестованные всё скрывали и всячески запутывали следствие. Большинство отрицало даже сам факт существования Бессарабского землячества и факт получения нелегальной литературы из Бухареста. Как следует из перехваченной надзирателями в тюрьме переписки С. Усиневича с А. Гроппой и И. Пели-ваном,¹¹⁰ заключенные делали попытки договориться об одинаковых показаниях. Вероятно, им это и удалось. По крайней мере, жандармы очень многое так и не сумели выяснить. Начиная с июля 1902 г., власти вынуждены были постепенно освобождать из-под стражи арестованных в феврале членов Бессарабского землячества. К концу года под стражей оставалось всего 3 человека — И. Пеливан, С. Усиневич и А. Гроппа. Дознание по делу о тартуских «преступных сообществах» было формально завершено 14 февраля 1903 г. и передано в С. Петербургскую судебную палату.¹¹¹

¹⁰⁹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, лл. 47—56, 254—254 об. и след.

¹¹⁰ Там же, лл. 235—236.

¹¹¹ Там же, лл. 43, 296 об. — 303 об.

147

Прокурор палаты требовал для С. Усиневича высылки в Восточную Сибирь на 5 лет, а для А. Гроппы и И. Пеливана — на 3 года, для В. Оатула же, А. Гришкова и Ф. Платонова — 1 года тюрьмы. После согласования между министром юстиции и Департаментом полиции мер наказания дело о «государственных преступниках» было разрешено «по высочайшему повелению» 21 сентября 1903 г. административным путем: И. Пеливан, В. Оатул и А. Гришков были высланы на 3 года в Архангельскую, а Е. Теппан — в Вологодскую губернию,¹¹² Ф. Платонов, С. Усиневич и А. Гроппа были подчинены гласному надзору полиции в местах жительства на 2 года, А. Оатул был оправдан; остальным членам Бессарабского землячества было вменено в наказание пребывание под предварительным арестом.¹¹³ Впрочем, многие из подвергнутых более суровому наказанию в 1904 г. были амнистированы.

Хотя И. Пеливан в отправленном в 1902 г. из тюрьмы и перехваченном надзирателями письме к Г. Мадану (по адресу А. Булатова-Димитреску) и просил бухарестцев прекратить всякую переписку с Тарту, поскольку она попадает в руки жандармов,^1И тем не менее, связи между Румынией и Тарту все же не были прерваны. Как выяснила из одного перлюстрированного письма румынская агентура охранки, в январе 1903 г. некто Андрей (возможно, это был Булатов-Димитреску) просил Г. Мадана выслать в Тарту студенту местного Ветеринарного института П. Гросулу румынские патриотические книги и ноты для передачи его приятелям/ находящимся там в заключении. Тартуские жандармы в связи с этим отметили, что П. Гросул тоже был членом Бессарабского землячества.¹¹⁵

Однако в дальнейшем важную роль в революционном движении тартуского студенчества играло уже не Бессарабское землячество, вскоре восстановившее свою деятельность,¹¹⁶ но все более и более склонявшееся к узкому национализму, а отдельные молдаване, главным образом студенты Ветеринарного института.

¹¹² Аналогичному наказанию подверглось только несколько человек — руководители движения (Н. Пиксанов, К. Покровско-Водоватовский, А. Митягин и некоторые другие). Кстати, Е. Теппан сумела на некоторое время скрыться от жандармов и лишь в декабре 1903 г. была обнаружена в Кубанской области и «водворена» в ссылку (ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1903 г., ед. хр. 1734, лл. 1—5).

¹¹³ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1902 г., ед. хр. 174, л. 324—324 об.

¹¹⁴ Там же, л. 231—231 об.

¹¹⁵ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1903 г., ед. хр. 282, л. 1—1 об.

¹¹⁶ Некоторые члены землячества остались в Тарту. К тому же осенью 1902 г. в Тартуский университет поступило несколько новых студентов-бессарабцев, среди них был и выпускник Кишиневской духовной семинарии Н. Бивол (см. его личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, on. 1, ед. хр. 2357 и 2358), впоследствии, в 1905 г., входивший в Кишиневе в националистический кружок П. Халиппы (см. Petre V. Haneș. Op. cit, cf p. 293).

148

В 1903 г. внимание жандармов привлекло легальное студенческое общество «Социетас», одно из ведущих объединений левого радикального тартуского студенчества. Это общество возникло еще в первой половине 1880-х гг. при Ветеринарном институте и вначале было цитаделью народников. Но в самом конце 1890-х гг. в обществе возникает интерес к марксизму, вслед за тем видную роль в нем начинают играть руководители и активные участники революционных выступлений тартуского студенчества В. Десницкий, К. Покровско-Водоватовский и А. Виноградов. К 1903 г. общество «Социетас» приобрело социал-демократический характер. Когда в 1903 г. возникла тартуская группа РСДРП, в которую вошли многие члены общества, то заседания группы обычно стали проходить в помещении «Социетас», пока это не привлекло внимание полиции. Особенно важно, что члены общества проводили большую работу по пропаганде марксизма среди эстонской учащейся молодежи.¹¹⁷

Как выяснили жандармы, в состав «Социетас» в 1902— 1903 гг. входили также бессарабцы — студенты Ветеринарного института — уже знакомые нам Ф. Платонов, М. Брашеван и П. Гросул. Двое последних и позже были его членами. Более того, М. Брашеван даже официально числился председателем общества, хотя фактически его руководителем был студент университета А. Смирнов."⁸

П. Гросул выдвинулся в 1903—1905 гг. в число лидеров студентов Ветеринарного института. Он и в 1902/03 учебном году «агитировал по устройству беспорядков»."⁹ В начале 1904 г. П. Гросул вошел в состав воссозданного Организационного комитета студентов-ветеринаров, возглавившего институтское студенчество (председателем комитета был, между прочим, И. Машкин). Одной из основных задач комитета было «издание прокламаций противоправительственного содержания и распространение их с целью противоправительственной агитации среди студентов».¹²⁰ П. Гросул принимал весьма активное участие в издательской деятельности комитета. Он составил одно из воззваний, которое было выпущено в свет от имени Организационного комитета и Союзного Совета. В эту прокламацию П. Гросул включил отрывок из речи П. А. Кропоткина, опубликованной в одной из румынских газет. П .А. Кропоткин доказывал там, что «Россия

¹¹⁷ Подробнее об этом см. в нашем сообщении: Л. Н. Андреев — почетный член тартуского студенческого общества «Социетас» (1903 г.). — Уч. зап. ТГУ, вып. 266. Труды по русской и славянской филологии. XVIII. Литературоведение. Тарту, 1971, стр. 227—229.

¹¹⁸ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1898 г., ед. хр. 3, ч. 213, т. 5, лл. 27 об. — 28.

¹¹⁹ Там же, ч. 125, т. 16, л. 171.

¹²⁰ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1904 г., ед. хр. 1330, л. 33.

149

должна ждать освобождения от самой себя, т. е. может достигнуть его лишь путем революции».¹²¹

Почти одновременно Организационный комитет студентов-ветеринаров издал карикатуру, также взятую из одной румынской газеты и переданную для печатания П. Гросулом. На ней был изображен Николай II, держащий в одной руке японскую вазу, а в другой обнаженную саблю.¹²² Организационный комитет намеревался издать на гектографе и другую карикатуру, изображавшую медведя (под ним подразумевался Порт-Артур), сидящего на шесте и обстреливаемого японцами. Эта карикатура была напечатана в румынской газете «Адеверул» (№ 5237) и также передана издательской группе комитета П. Гросулом. При обыске в апреле 1904 г. у студента В. Истомина был найден указанный номер «Адеверула» с карикатурой, которую издательская группа не успела размножить.¹²³

Организационный комитет студентов-ветеринаров издавал также воззвания на эстонском языке, предназначенные для местного населения. В частности, он выпустил в свет и распространил в городе прокламацию «Патриотический грабеж», в основу которой был положен перевод статьи из «Искры», где осуждалась Русско-японская война.¹²⁴

За П. Гросулом был установлен негласный надзор полиции. В данных полицейского наблюдения за ним за 1904 г. отмечалось: «Агитировал по устройству студенческих беспорядков, крайне революционного направления».¹²⁵ Точно также и в 1905 г. П. Гросул попал в составленный жандармами список «лиц крайне революционного направления», действовавших в Тарту.¹²⁶ К сожалению, более подробных сведений об его революционной деятельности здесь в конце 1904 — в 1905 г. не сохранилось. Жандармские документы лишь фиксируют его перемещения как лица, находившегося под полицейским надзором, из Тарту в Кишинев и обратно.¹²⁷

В студенческих выступлениях тех лет в Тарту принимал участие и другой студент-бессарабец — М. Брашеван. 4 февраля 1905 г. состоялась общая сходка студентов Ветеринарного института, на которой было решено прекратить занятия. В постановлении сходки указывалось, что царизм ведет страну к развалу, совершенно необходима перемена образа правления и одним из средств в борьбе за это является забастовка. На сходке имело

¹²¹ ЦГАОР, ф. ДП-7, 1904 г., ед. хр. 1330, л. 36.

¹²² Там же, л. 36—36 об.

¹²³ Там же, лл. 47, 52.

¹²⁴ Там же, лл. 5—9, 38—38 об. и след.

¹²⁵ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1904 г., ед. хр. 1300, ч. 36, л. 123.

¹²⁶ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1905 г., ед. хр. 1800, ч. 59, л. 8.

¹²⁷ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1906 г., ед. хр. 622, лл. 1—2.

150

место несколько очень резких по форме революционных выступлений, среди них жандармами особо была отмечена речь М. Брашевана.'²⁸

В Тарту не забывали и об участниках студенческих выступлений 1902 г. 23 февраля 1904 г. начальник Лифляндского губернского жандармского управления донес в Департамент полиции, что в студенческой столовой «Конкордия», которая была одним из основных мест встреч и сходок революционного тартуского студенчества, на днях обсуждался вопрос о подаче прошения властям с просьбой перевести высланного в Архангельскую губернию В. Оатула под гласный надзор полиции на родину, потому что северный климат губителен для его здоровья.¹²⁹

Что касается деятельности Бессарабского землячества в 1903—1908 гг., то имеющиеся у нас сведения о ней крайне скудны. По крайней мере, существенной роли в общественной и революционной борьбе тартуского студенчества тех лет оно больше не играло.

До Первой русской революции Бессарабское землячество, как и другие подобного рода организации местного студенчества, могло существовать только нелегально. Легализовано оно было лишь в начале 1909 г.

30 января 1909 г. Совет университета утвердил устав Бессарабского землячества, представленный за подписью 20 членов-учредителей (в их числе П. Арвентьев, А. Баконский, Н. Гобжила, К. Гоян, А. Гроппа, Б. Епури, А. Карлатян, И. Лунга, Г. Морошанов, Ф. Подгурский, Г. и С. Продан, П. Тутован, С. Хондру и др.).¹³⁰

«Бессарабское землячество имеет целью взаимную моральную и материальную поддержку земляков. Для этого оно: а) поручает отдельным своим членам составление рефератов, докладов и пр. на темы, интересующие земляков; в) выдает ссуды из земляческой массы», — гласил первый параграф «Устава».

Членами землячества могли быть только бессарабцы — студенты Тартуского университета. Новые члены принимались в его состав на общем собрании простым большинством голосов по представлении поручительства двух членов землячества.

Все дела землячества по уставу должны были решаться на земляческих собраниях, которые подразделялись на очередные и экстренные. Очередные собрания предусматривались каждый месяц. Для руководства землячеством на каждое полугодие избиралось бюро, состоявшее из председателя, товарища председателя и кассира (он же секретарь). Члены землячества обязаны были платить небольшие членские взносы. При организации

¹²⁸ ЦГАОР, ф. ДП. 00, 1905 г., ед. хр. 3, ч. 45, лл. 5 об. — 6.

¹²⁹ ЦГИА ЭССР, ф. 404, on. 1, ед. хр. 4018, лл. 52 об. — 53.

¹³⁰ ЦГИА ЭССР, ф. 402, on. 7, ед. хр. 715, лл. 1—2.

151

создавалась касса, из которой должны были выдаваться ссуды нуждающимся членам землячества. Землячество имело свою печать.¹³¹

Из архива землячества до нас дошла только приходо-расходная книга. Она подтверждает, что организация существовала и до утверждения ее устава в январе 1909 г. Из приходо-расходной книги явствует, что членом землячества был и наш старый знакомый А. Гришков, в 1908 г. закончивший университет.¹³² Среди членов-учредителей легализованного землячества мы видим и другого участника «кружка Е. Теппан» и студенческих волнений 1902 г. — К. Гояна. Наконец, видным членом Бессарабского землячества в 1909—1911 гг. был А. Гроппа. Все эти факты подтверждают, что между нелегальным Бессарабским землячеством и легализованной в 1909 г. организацией была прямая преемственность, точнее это было одно и то же объединение.

Бессарабское землячество было немногочисленным: так, в осеннем семестре 1910 г. в нем числилось 17 человек, а в осеннем семестре 1911 г. — лишь 12.¹³³ Председателем землячества был студент Георгий Морошанов.¹³⁴ Организация, видимо, не имела своего помещения, потому что местом собраний землячества в отчетах ректору указывается университет. Если судить по отчетам, то главным предметом деятельности землячества было оказание материальной помощи нуждающимся студентам-бессарабцам. С этой целью в Бессарабии был организован сбор пожертвований. Небольшие суммы в кассу организации присылали и бывшие члены землячества, в частности А. Гришков.¹³⁵

Но, видимо, деятельность Бессарабского землячества не ограничивалась этим. Подобно другим тартуским студенческим организациям такого рода, на его заседаниях читались доклады на общественные и литературные темы. Землячество устраивало литературные вечера, диспуты, музыкальные вечеринки. Поскольку молдаване составляли абсолютное большинство членов землячества, то на его собраниях и вечерах преимущественное внимание уделялось вопросам молдавской и румынской культуры.

¹³¹ ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 7, ед. хр. 715, лл. 1—2.

¹³² ЦГИА ЭССР, ф. 2662, оп. 1, ед. хр. 1, лл. 2—2 об.

¹³³ ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 7, ед. хр. 715, лл. 3, 8.

¹³⁴ Георгий Николаевич Морошанов родился в 1886 г. в с. БранештыЯсского уезда в семье псаломщика; был приписан к с. Куконешты Бельцского уезда Бессарабской губернии. По завершению курса Единецкого духовного училища в 1900 г. поступил в Кишиневскую духовную семинарию, которую закончил в 1906 г. В 1907—1915 гг.— студент историко-филологического факультета Юрьевского университета, окончил его со званием действительного студента истории (см. личное дело — ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 1, ед. хр. 18218 и 18219).

¹³⁵ ЦГИА ЭССР, ф. 2662, оп. 1, ед. хр. 1, лл. 2 об., 4.

152

В революционных выступлениях тартуского студенчества члены Бессарабского землячества — не в пример членам Общества русских студентов, Грузинского и Армянского землячества и Общества кавказских студентов — ив рассматриваемый период активного участия не принимали.

В конце 1912 г. Бессарабское землячество прекратило свое существование, что явствует из заявления ректору университета от имени бюро землячества 31 октября 1912 г. Бюро сдало ректору печать, книгу протоколов, квитанционную книжку, приходо-расходную книгу и наличную кассу, в которой к этому моменту насчитывалось всего 28 рублей 5 копеек. Эта сумма должна была быть использована для выдачи пособия нуждающимся студентам-бессарабцам.¹³⁶

Подведем некоторые итоги.

Студенты-молдаване сыграли немаловажную роль в истории революционногодвижения тартуского студенчества на стыке двух столетий — прошлого и нынешнего. Бессарабское землячество, в 1901 —1902 гг. тесно связанное с руководящим центром студенческого движения — Союзным Советом дерптских объединенных землячеств и организаций, в этот период составляло авангард местного революционного студенчества. Его члены принимали самое деятельное участие во всех его акциях. Причем особенно важно, что им одним из первых удалось установить постоянные контакты с коренным населением края — эстонцами. Напомним, что Е. Теппан — первая известная нам эстонская революционерка. Существенно и то, что Бессарабскому землячеству удалось наладить столь необходимые связи с заграницей для получения революционной литературы.

К сожалению, в истории эстонско-молдавских революционных связей многое еще нуждается в дополнительных исследованиях: не ясен ряд моментов в общениях между Бухарестом, Кишиневом и Тарту, не до конца ясен нам и идеологический облик Бессарабского землячества в 1901—1902 гг.¹³⁷ и т. д.

¹³⁶ ЦГИА ЭССР, ф. 402, оп. 7, ед. хр. 715, л. 9.

¹³⁷ Можно лишь отметить еще интерес некоторых членов землячества к народникам и их предшественникам. Так, у И. Пеливана жандармы нашли записи с краткими сведениями о деятельности долгушинцев, кружка чайковцев, Чернышевского, Герцена, Бакунина, Ковалевской, Веры Засулич, Желябова, Перовской, Кибальчича, Рысакова и других (ЦГАОР ф ДП-7 1902 г., ед. хр. 174, лл. 259 об. — 260).

153

BESSARAABIA ÜLIÕPILASED TARTUS JA NENDE OSAVÕTT KOHALIKUST REVOLUTSIOONILISEST LIIKUMISEST

S. Issakov

Resümee

Sajandi vahetusel õppis Tartu ülikoolis ja veterinaariainstituudis rohkem kui 200 üliõpilast Bessaraabiast, nende seas ka palju moldaavlasi.

1900. aasta algul loodi illegaalne Bessaraabia üliõpilaste koondis («Zemljatšestvo»). Selle juures oli ka raamatukogu. Koondis organisjseris kirjandus- ja vaidlusõhtuid ühiskondlik-poliitilis-tel teemadel. Aktiivselt võeti osa revolutsioonilisest liikumisest. Bessaraabia üliõpilaste koondis oli seotud Tartu üliõpilaskonna keskse organi — Dorpati ühendatud üliõpilaskoondiste ja Organisatsioonide Liitnõukoguga. 1901.—1902. a. asus Bessaraabia üliõpilaskoondis ühes liitnõukogu korteris. Siia toodi keelatud kirjandust teistest Venemaa linnadest, eriti Peterburist. Bessaraabia üliõpilaskoondise liikmed paljundasid ja levitasid liitnõukogu üleskutseid, nende hulgas ka eestikeelseid. Bessaraablastest üliõpilased olid ühed esimesed, kellel õnnestus otseseid sidemeid luua kohaliku elanikkonnaga (E. Teppan). Üliõpilaskonna liikmed võtsid osa 1901.—1902. a. üliõpilasrahutuste organiseerimisest ja läbiviimisest. Välismaise illegaalse revolutsioonilise kirjanduse saamiseks loodi sidemed Bessaraabia üliõpilaste ühinguga Bukarestis ja rumeenia rühmitusega «Bessaraablane», kuhu kuulusid Z. Arbure-Rally, С Dobrogeanu-Gherea jt. Viimatimainitud rühmituse liikmed levitasid natsionalistlikke ideid ja nende püüdlused liita Bessaraabia Rumeeniaga leidsid pooldajaid ka Tartus. 1902. a. algul saabus Rumeeniast saadetis välismaiseid revolutsioonilisi väljaandeid, sealhulgas ka sotsiaaldemokraatliku sisuga. Veterinaariainstituudi üliõpilane F. Platonov tõi Kišinjovist šapirograafi ja arvatavasti lõi ka sidemed Kišinjovi VSDTP Komiteega. 1902. a. veebruaris koondise liikmed arreteeriti ja neile määrati karistus.

1903.—1905. a. oli üheks revolutsioonilise liikumise juhiks Tartu veterinaariainstituudis moldaavlane P. Grossul.

Varsti pärast 1902. a. arreteerimist Bessaraabia üliõpilaskoondise tegevus taastus, küll aga kodanlik-natsionalistlikest ideedest kantuna. 1909. a. muutus ta legaalseks ja eksisteeris kuni 1912. a., märkimisväärset osa Tartu ühisondlikus elus etendamata.

154

BESSARABIAN STUDENTS IN TARTU AND THEIR ROLE IN THE LOCAL REVOLUTIONARY MOVEMENT

S. Issakov

Summary

At the end of the 19th and the beginning of the 20th century over two hundred students from Bessarabia, many of whom were Moldavians by nationality, were making their studies at the University and the Veterinary Institute at Tartu.

Early in 1900 an underground Bessarabian National Society (German Landsmannschaft) was founded here. It also possessed a library. The Society organised literary evenings and held debates on social and political subjects. At the same time the Bessarabian students took an active part in the local revolutionary movement. The Bessarabian Society had close contacts with the Union Council of the United National Societies and Organisations of Tartu, which played the leading role in local student life. In 1901—1902 the National Society was housed in one of the flats belongingto the Union Council. It was at this address that illegal literature from other Russian towns, especially from St. Petersburg, was received. Members of the Bessarabian. National Society hectographed and distributed the 'proclamations issued by the Union Council, including those written in the Estonian language. Bessarabian students were among the first to establish direct contact with the local Estonian population (E. Teppan). Members of the Society were instrumental in preparing and carrying out the student disturbances of 1901 —1902. In order to receive illegal revolutionary literature from abroad they entered into contact with the Society of Bessarabian Students in Bucharest and with the Rumanian grouping called The Bessarabian, in which Z. Arbure-Ralli, С Dobrogeanu-Gherea and others were active. This group was trying to lead Bessarabian students onto the road of Rumanian nationalism and the idea of uniting Bessarabia with Rumania also found some support among the members of the National Society at Tartu. At the beginning of 1902 they received from Rumania a consignment of foreign revolutionary publications, including also social-democratic literature. F. Platonov, a student of the Veterinary Institute, brought from Kishinev a duplicating machine and in all likelihood established contact with the Kishinev Committee of the Russian Social-Democratic Workers' Party. In February 1902 the members of the National Society were arrested and sentenced for varying periods of time to prison and even exile.

In 1903—1905 one of the leaders of the revolutionary students at the veterinary Institute was P. Grosul, a Moldavian.

155

Soon after its defeat in February 1902 the Bessarabian National Society was re-established, but now it took up bourgeois nationalistic positions. In 1909 the Society was granted legal status and although it continued its activities up to 1912 it no longer played such an important part in the social life of the town as it had done before.