Молдавский национализм в «публичной сфере» Бессарабии (1906–1908 годы)

Революционные события в Российской империи 1905–1907 гг. привели к невиданному ранее росту числа общественно-политических движений самой разнообразной направленности, включая националистическую. На окраинах огромного государства десятки общественных групп заговорили от лица этнических меньшинств, выдвигая требования социальной эмансипации, культурно-языковой и политической автономии. Не стала исключением и Бессарабия, считавшаяся до этого одной из наиболее спокойных и «благонадежных» окраин. Именно в этот момент бессарабский молдавский национализм, ранее представленный отдельными лицами, «сочувствующими» национальному делу, и разрозненными нелегальными студенческими группами, заявил о себе публично.

В данной статье рассматриваются три проекта нациостроительства, сформулированные молдавскими национальными активистами в Бессарабии в годы Первой русской революции: «радикальный» проект группы, связанной с изданием газеты «Basarabia», «консервативный», отстаивавшийся проправительственным общественным деятелям Георгием Маданом и молдавской аристократией, а также «умеренный», предложенный Алексисом Ноуром. Меня будут интересовать, прежде всего, не традиционные для историографии национальных движений вопросы внутренней организации групп националистов и их «борьбы» с властями, цензурой и полицией, а непосредственно тексты, публичные послания, адресованные широким слоям населения, их идеологическое и мировоззренческое содержание.

89

Образы нации и концепции национальных интересов формируются, воспроизводятся и обсуждаются в «публичной сфере», то есть в среде образованной, читающей и пишущей публики [1. С. 13]. Основу поля, в котором артикулируются националистические идеи, составляют средства массовой информации, представленные на начало XX в. в первую очередь периодической печатью. Через газеты и журналы происходит «трансляция» национальной идентичности широким массам населения. Особенно велика роль периодики для национализма так называемых угнетенных наций в условиях, когда вовлечение масс в националистический дискурс осуществляется не государством (через систему всеобщего образования, воинскую службу и прочие государственные институты), а в результате деятельности национальных активистов.

До начала XX в. «публичная сфера» в Бессарабии была русскоязычной и ориентированной преимущественно на русское и отчасти еврейское население губернии, за исключением выходившей с 1867 по 1871 г. молдавской версии «Кишиневских Епархиальных Ведомостей» и нескольких краткосрочных изданий бессарабских политических эмигрантов. Одна из первых попыток организовать местную молдавскую газету была предпринята в 1903 г. неким дворянином Н. Шафиром, который ходатайствовал в цензурный комитет с просьбой разрешить публикацию двуязычной газеты с предположительным названием «Басарабия» [2. P. 64]. Однако Шафир получил отказ, в связи с чем губернатор С.Д. Урусов писал: «Маловероятно, что этот проект может быть реализован, потому что в подобном издании нет необходимости. Хотя большинство местного населения понимает и говорит на этом языке, круг тех, кто читает по-молдавски, очень ограничен» [2. P. 66]. Идея собственного печатного органа на молдавском языке выдвигалась также членами Дерптского землячества. В начале XX в. они предлагали организовать издание журнала под названием «Deșteptare» («Пробуждение») [3. P. 6]. Редакция «либеральной» газеты «Бессарабская жизнь» планировала издавать приложение на молдавском языке [4]. В конце 1905 г. ходили слухи о скором выходе в Кишиневе румынской газеты «Viața Nouă» («Новая жизнь») [5. P. 117]. Однако сведения обо всех этих проектах, так и не получивших реализации, крайне фрагментарны.

После многочисленных дискуссий и решения организационных вопросов 24 мая 1906 г. вышел первый номер молдавской газеты «Basarabia». Газета объединила большую часть местных молодых революционно настроенных националистов. Пожалуй, единственным представителем старшего поколения был главный редактор газеты известный бессарабский адвокат Эмануил Гаврилицэ. Новое издание оказалось в известной степени встроенным в уже существующую в Бессарабии русскоязычную «публичную сферу», примкнув к «прогрессивным» газетам, боровшимся с «охранительными». Финансирование газеты производилось как на деньги местных деятелей, так и за счет помощи из Румынии, оказанной через посредничество бессарабских политических эмигрантов. Особую роль в этом сыграл видный румынский политический деятель также эмигрантского происхождения Константин Стере [6. P. 7].

В программной статье «Польза молдавской газеты» Ион Пеливан писал о той роли, какую должна сыграть «Basarabia» в деле национального строительства в крае: «Это великое и радостное событие, что, в конце концов, и мы, молдаване-бессарабцы, дождались молдавской газеты. Великим и незабываемым останется сегодняшний день в истории нашего народа, в истории нашей страны». Появление «Басарабии», по заверениям редакции, – это «мечта целого народа, мечта, к которой столько времени были устремлены наши надежды и наши помыслы». Выход газеты описывался в традиционных для восточноевропейских национализмов метафорах сна, смерти, пробуждения и возрождения: «Сегодняшний день – начало нашего воскрешения […] Вчерашний день и прошлое были для нас состоянием сна, состоянием смерти» [7. № 1].

90

«Воскрешение» национальной жизни и выход из состояния культурной изоляции, в котором оказался «бессарабский народ», виделся молдавским интеллектуалам в возможности приобщения к модерной румынской культуре: «Вместе с этой газетой будет также положено начало народной литературы: наш молдаванин тоже начнет утолять жажду из красивой и богатой литературы, над которой наши братья из-за Прута, из-за Карпат трудились почти сто лет». Отсылки к «запрутским братьям» становятся общим местом для «группы Басарабии», а бессарабские молдаване оказываются вписанными в контекст «большой румынской нации». При этом бессарабцы мыслились наиболее отсталой в культурно-политическом плане группой румын. А. Ноур писал в связи с этим, что «за Прутом, в Буковине, в Ардяле (Трансильвания. – О.Г.) и Македонии у румынского племени есть много яростных борцов за его национальные интересы. Только мы, бессарабские молдаване остались позади и даже не имеем своих лидеров, не имеем своих избранных сынов, через которых наш народ сможет сказать слово в Думе, в совете народов» [7. № 1]. Роль этих «сынов народа», естественно, отводилась национальным активистам, группировавшимся вокруг газеты.

Воображая бессарабских молдаван членами большой румынской общности, издатели газеты пытались включить их в общерумынское дискурсивное поле. Часто в газете появлялись перепечатки статей из румынских изданий, произведения запрутских авторов, а также оригинальные тексты на темы, связанные с Румынией, помещенные в рубриках с характерными названиями «Новости от братьев» или «Румынская хроника». Неслучайным выглядит появление статей, в которых соседняя Румыния описывается как почти идеальная, процветающая страна, где не существует национального угнетения коренного народа и по этой причине растет его благосостояние. Примером подобного рода может служить статья «Прогресс румынской страны», приуроченная к сорокалетию правления румынского короля Карола I [7. № 17]. На фоне отсталости (культурной и экономической) Бессарабии, постоянно декларировавшейся журналистами «Басарабии», Румыния представлялась привлекательной страной, где господствовали «свои». Возможно, такие статьи имели целью привлечь внимание как к «единоплеменности» населения Бессарабии и Румынии, так и к тем преимуществам, которые, по мнению националистов, несло объединение в рамках государства-нации. Однако роль подобного рода «агитации» не следует абсолютизировать.

Вопрос об идентичности молдавских крестьян, основных адресатов газеты, был неоднозначным. Национальные активисты занимали двойственную позицию: с одной стороны, они описывали массу своих соотечественников в терминах «русификации» и «денационализации», с другой – лелеяли надежду на сохранение «румынского духа» у крестьян, мало затронутых русским образованием. Тот же Ноур настаивал, что бессарабцы сохранили национальное сознание в наиболее чистом виде [7. № 35]. Идея «девственной чистоты» представлялась общим местом для национализмов, сталкивающихся с неравномерной модернизацией разных частей этнического сообщества, разделенного государственными границами. Подобно тому, как, например, финские националисты, сравнивая архаичную Карелию со своим модернизирующимся обществом, пытались увидеть там истоки национальной культуры, или болгары, воображавшие Македонию и македонцев эталоном истинной болгарскости, бессарабские националисты утверждали, что молдаване, оставаясь «наполовину дикими», продолжают сохранять в нетронутом виде «национальную душу», язык, традиции и т.д. [7. № 1].

Несмотря на определенный консенсус в плане представления о молдаванах как о некоем народе, нации, которая уже существовала как данность, а в ее недрах сохранился особый дух, над пробуждением которого работали националисты, границы этой общности оставались размытыми. Касательно пространственных границ наиболее авторитетной оставалась трактовка, включавшая бессарабских молдаван в состав большой румынской общности, исходя из общности языка,

91

происхождения и народной культуры. Однако некоторые авторы, условно говоря «регионалисты», акцентировали внимание на внутрибессарабской проблематике и не очень интересовались запрутскими делами, как, например, Алексей Матеевич, позднее адаптировавший идеи антилатинизма к бессарабским реалиям. Важно понимать, что между двумя этими группами не существовало ярко выраженной границы – «регионализм» не исключал «панрумынизма». Примечательно отсутствие какой-либо конвенции по вопросу о том, как называть «нацию», от имени которой выступали бессарабские националисты. Для этих целей использовалось как минимум три термина (румыны, молдаване и бессарабцы), а их употребление на страницах «Басарабии» (как и в других дореволюционных изданиях на молдавском языке) носило зачастую случайный характер. Например, в одном и том же тексте могли быть использованы все три термина, как взаимозаменяемые. Таким образом, привычные сегодняшнему наблюдателю дискурс «молдовенизма» и противопоставление молдавской и румынской идентичности просто не существовали.

В вопросе о социальных границах среди многих членов «кружка Басарабии» сложилось представление о нации, как о надклассовом сообществе. Эту идею активнее всего отстаивал Георге Стырча. «Боярин, – писал он, – если он молдаванин, должен забыть, что он боярин, и подать руку своему брату по крови – крестьянину; священник, если он молдаванин, должен вспомнить о завете Спасителя и заняться святым делом совместно с крестьянином; крестьянам нужно объединиться со всем народом, со всеми благодетелями из других сословий» [7. № 7]. В то же время получила распространение и трактовка, согласно которой «истинным румыном» мог считаться только человек, придерживавшийся «прогрессивных» взглядов на социальное устройство. При этом «отступникам» отказывалось в праве членства в молдавской нации.

Политическая программа, предложенная «группой Басарабии» в общем виде сводилась к четырем пунктам: «Автономия (т.е. самоуправление). Румынский язык и культура. Полные гражданские права для Бессарабии. Земля для бессарабских крестьян» [7. № 12]. Вопрос об автономии был одним из ключевых для «кружка Басарабии». В статье, представлявшей собой программу «партии» («Из нашей программы»), говорилось, что «Бессарабия, оставаясь единой и неотъемлемой частью Российской империи, должна быть организована на основе принципов, начертанных во время ее присоединения к Российской империи по уставу образования Бессарабской области 1818 года». Суть автономии включала в себя использование молдавского языка во всех сферах общественной жизни, в то время как «русский язык, как язык государственный, будет применяться только в центральных учреждениях, в армии и на флоте». Автономия также предполагала «самоуправление» (cârmuire de sine) и «признание румынской нации, господствующей в этой провинции, [ее] права на свободное и беспрепятственное развитие». Помимо этого, предполагалось создать «верховный краевой совет, т.е. губернское земство» (sfatul provincial superior, adecî zemstvul de gubernie). Все органы самоуправления от волостных до губернских предполагалось организовать на «демократических принципах, основанных на праве всеобщего равного, прямого тайного голосования» [7. № 12]. Автономия Бессарабии мыслилась как национальная на основании того, что румынский (молдавский) народ составляет большинство населения. При этом вопрос о полиэтничности населения губернии и о южных и северных уездах, где молдаване не составляли большинства, попросту не поднимался. Требования автономии подкреплялись историческими аргументами – «памятью» об автономии 1818–1828 гг. В действительности же «Устав образования Бессарабской области» касался не молдавской нации или широких масс населения вообще, но боярской верхушки, а «автономия» была всего лишь формой непрямого правления, ликвидированной во многом по причине своей не-

92

эффективности¹. Поскольку молдавский язык допускался уставом 1818 г. в делопроизводстве и образовании, и в то же время в воображении интеллектуалов начала XX в. представлял собой основной маркер национальной идентичности, постольку стала возможной подобная ментальная трансформация административного в национальное.

Языковой вопрос занимал важнейшее место в программе «молдавской национальной партии». Показательно, что почти каждый номер содержал хотя бы одну статью по вопросу эмансипации национального языка и расширения его сферы применения. Некоторые номера выходили под специальными подзаголовками-лозунгами с требованием введения в школах молдавского языка. Например «Мы хотим молдавских школ!» [7. № 44], «Бояре, требуйте молдавских школ» [7. № 49], «Священники, требуйте молдавских школ!» [7. № 50], «Крестьяне, требуйте национальный язык в школах и церкви!» [7. № 52] и т.д. Статьи о языке были довольно однотипны и почти все написаны Михаем Вынту или Пантелеймоном Халиппой, «специализировавшимися» на школьно-языковом вопросе. В них, как правило, критиковалась политика русификации и запрещения преподавания в начальных школах на молдавском языке, утверждалось, что образование на родном языке – это единственный путь к прогрессу, а также содержались призывы к различным слоям молдавского общества. Авторы подобных призывов руководствовались не только общепросветительскими целями и идеями гуманизма. Очевидно, что расширение сферы применения румынского языка и, как следствие, рост числа читающих на нем означали расширение поля для политической и националистической агитации и втягивание все большего количества людей в националистический дискурс.

Обращение к языку было также важным в контексте распространенных среди бессарабских национальных активистов представлений о природе нации. Наиболее подробно эти представления были изложены Григорием Константинеску, выходцем из Запрутской Молдовы, обосновавшимся в начале XX в. в Бессарабии, в объемной статье «Значение языка для народа и для молдаван в частности». Статья начинается с обоснования тезиса о божественном происхождении языка и языкового разнообразия: «Господь, создав человека […] среди других даров, дал ему и дар речи для того, чтобы обособить его от всех других тварей, иными словами, дал ему язык, чтобы говорить […], потому что через речь человек передает мысли: и когда он переживает и когда ему радостно на душе; и так же с помощью речи он выражает печали, как в молодости, так и в старости» [7. № 22]. Однако он же позаботился о том, чтобы «не было одного языка для всех народов, но каждый народ пользовался своим национальным языком согласно тому, из какой нации он происходил, так же как и в наши дни: румыны говорят по-румынски, русские по-русски, евреи – по-еврейски, поляки – по-польски, татары, армяне, турки, немцы и так далее – все, каждая нация говорит на языке, который она унаследовала от дедов-прадедов». Язык, в интерпретации Константинеску, выступал неотъемлемой частью понятия «родина»: «Людское племя, со временем расплодившись, разделилось на множество народов согласно племени и родству и каждый народ, овладев частью земли, на которой остался жить, назвал ее Родиной, где говорят на одном и том же языке». В этом отношении Константинеску следовал традиционной румынской интерпретации национализма как явления, связанного с языком, имевшей хождение еще со времен «пионера» румынского национализма Михаила Когэлничану, предлагавшего считать родиной все пространство, на котором говорят по-румынски [9. P. 217].

Развивая мысль о связи национальности и языка, Константинеску писал, что «национальный язык есть самое сильное доказательство национальности народа. Только люди, которые с пеленок понимают речь друг друга, могут образовать

¹ Подробнее о бессарабской автономии см. [T 8. С. 105–145].

93

естественное товарищество, ибо только они могут с сочувствием понять все свои беды» [7. № 22]. Далее автор сделал важное замечание по поводу возможности «потери языка» народом. «Язык, – писал Константинеску, – считается чем-то настолько святым, что никто не задается вопросом: что бы было, если бы народ потерял родительский язык?» И тут же он ответил на этот «невозможный» вопрос: «Евреи Европы, хотя и говорят на французском, немецком, румынском, русском и прочих языках стран, в которых они живут, при всем при этом все же остаются евреями, трансильванские националисты (более всего интеллигенция), помимо румынского, говорят на немецком или на венгерском и при всем этом не перестают быть румынами и добрыми патриотами». Этот пассаж, и в особенности обращение к теме трансильванских националистов, по-видимому, появился не случайно. Константинеску постоянно встречался в Бессарабии, в той же редакции «Басарабии», с такими же «добрыми патриотами», которые думали по-русски, прежде чем написать что-то на «родном языке». В то же время такое оправдание не означает примирения с языковой ассимиляцией, так как, несмотря ни на что, «все нации с самых отдаленных времен и до сегодняшнего дня боролись изо всех сил за то, чтобы не обыностранить свой язык, веру и обычаи предков» [7. № 22]. Таким образом, язык для националистов выступал не только инструментом просвещения и политической агитации, но и основой национальной идентичности и способом воспроизводства нации.

Буквально сразу после выхода первых номеров «Басарабии» газета подверглась нападкам на страницах консервативно-монархической газеты «Друг», издававшейся местным лидером «Союза русского народа» Павлом Крушеваном. Крушеван иронизировал по поводу попыток молдавских активистов заявить о своих взглядах через орган, «издающийся на ломаном молдавском языке и печатающийся русскими буквами». «Газета эта, – писал Крушеван, – призывает к сепаратизму “два миллиона румын”, живущих в Бессарабии, рекомендует бессарабским румынам присоединяться к Румынии и, значит, отречься от России». Само появление газеты Крушеван объявил происками врагов (в первую очередь евреев), желающих «посеять [вражду] в нашем крае, между русским и румынским населением, между братьями, которые давно слились и живут мирной, дружной семьей». По его мнению, момент для «диверсии» был выбран удачно и совпал с обострением отношений между Грецией и Румынией, практически неминуемо ведущим к войне, в которую будет ввязана Россия и бессарабские молдаване [10. № 137].

Нападки со стороны «Друга» не остались без внимания бессарабских националистов. Ноур раскритиковал в ироническом тоне «теории заговора» Крушевана, искренне недоумевая, каким образом распространение молдавской газеты вызовет войну между Румынией и Грецией и как физически будут проходить эти «кровавые баталии» [7. № 12]. Он указал, что крушевановская газета, имевшая большой авторитет в Бессарабии, сама провоцировала распри на «национальной» почве. В качестве примеров негативного влияния статей Крушевана он привел участившиеся случаи, когда после появления критических статей в «Друге» подписчики «Басарабии» «по непонятным причинам» переставали получать газету. Так, помощник исправника Киселев, начитавшись «Друга», пригрозил лично запретить выход газеты в уезде; а «один пьяный человек», назвавшийся патриотом и истинным русским, даже заявился в здание редакции, «чтобы побить всех писателей газеты, ибо они сеют вражду через молдавский язык и не соблюдают порядок и спокойствие» [7. № 12].

Крушеван (молдаванин по происхождению) моментально превратился в глазах национальных активистов в предателя молдавского народа, став символом ренегатства и отказа от собственной национальной идентичности в угоду политической конъюнктуре и ассимиляции. «Разве мы, – писал Ноур, – с нашей болью о народе, виноваты, что он не сохранил национальное чувство, и ему стыдно говорить и жить как истинному румыну, рожденному от молдавских родителей?»

94

Крушевану, как и другим русифицированным молдаванам, не разделявшим идеи бессарабского национализма, исповедовавшим консервативные взгляды и лояльно относившимся к русским монархистским и националистическим организациям, было отказано в праве членства в «молдавской нации».

Усилия Крушевана и его соратников из газеты «Друг» были направленны на демонстрацию несостоятельности «сепаратистских» идей «кружка Басарабии» и их чуждости молдавскому населению губернии. В № 147 «Друга» было опубликовано письмо некоего Теодора Цапу из Теленешт, воспроизводившего распространенную в консервативных кругах формулу, согласно которой молдавские крестьяне не слышали доселе голоса революционеров из-за незнания языка агитации, но «революционеры» стали «петь сказки про свободу и землю» на понятном крестьянам румынском языке. За всем этим, по мнению Цапу, стояли, разумеется, евреи. Цапу рассказывает историю о том, как он встретил в селе «жидов», распространяющих в селе газету «Basarabia». Увидев интерес к молдавской газете, он зачитал ее крестьянам, которые тут же начали критиковать услышанное [10. № 147]. Эта история, как и подобные [10. № 162], вероятнее всего выдуманная, должна была продемонстрировать читателям резистентность крестьянской массы к сепаратистским и революционным идеям, а также связь националистов с евреями.

Обвинения в сепаратизме были достаточно серьезными, учитывая влияние «Друга» на общественное мнение. Кроме того, для бессарабской образованной публики, преимущественно читающей по-русски, именно русская пресса, и «Друг» в частности, были едва ли не единственным источником, по которому она могла судить о содержании молдавской газеты. Также масла в огонь подливали румынские издания, желавшие видеть в кишиневских активистах последовательных борцов за присоединение Бессарабии к «Великой Румынии». В этой ситуации националисты были вынуждены оправдываться. В статье «Предатель народа» в ответ на нападки Крушевана говорилось о том, что «национальная программа» «Басарабии» является исключительно культурной и не преследует далеко идущих политических целей и нигде в газете не было напечатано ни одного слова, из которого бы следовало, желание отделиться от Российской империи [7. № 8]. Открещиваться же от «помощи» некоторых «братьев из-за Прута» бессарабским активистам приходилось неоднократно.

Целиком проблеме «сепаратизма» была посвящена статья «Хотят ли бессарабцы сепаратизма? Что думают бессарабские румыны», дававшая ответ неожиданным «соратникам» в Румынии и критикам в самой Бессарабии: «В некоторых румынских газетах на днях написали, что якобы молдаване сыты по горло положением в Империи и что устремили свой взор и возлагают все надежды на Румынию. Также некоторые местные реакционные и хулиганские собаки, выискивая повод для раздора, тявкают на нас, как будто мы хотим сепаратизма, т.е. отделения от русского государства» [7. № 18]. Автор настаивал, что «кружок Басарабии» стремился к сохранению связей с Россией, а политические требования не шли дальше восстановления краевой автономии. Осуществление национальной и социально-экономической программы бессарабских националистов с помощью выборных институтов (Государственной думы) сделает положение бессарабских крестьян «более завидным, даже чем положение трансильванских крестьян», а следовательно в «сепаратизме» не будет никакой необходимости. В заключение автор статьи особо отметил, что борьба за права молдаван будет осуществляться «рука об руку с братом по несчастью – русским народом» [7. № 18].

После непродолжительной серии обличительных статей в «Друге» интерес Крушевана к молдавским «сепаратистам» угас так же быстро, как и появился. Лишь в конце 1906 – начале 1907 гг. активизировалась кампания против молдавской газеты, на этот раз в форме «писем в редакцию». В то же время националисты из «Басарабии» столкнулись с другим вызовом – появлением в январе 1907 г. вто-

95

рой румыноязычной газеты «Молдованул» («Молдаванин»), редактором которой и автором большинства статей был Георге Мадан, публицист, фольклорист, актер и один из наиболее противоречивых молдавских общественных деятелей начала XX в. Газета «Молдованул» была проектом губернатора А.Н. Харузина и стала ответом властей на националистическую и революционную агитацию «Басарабии». В секретном письме директору Департамента полиции М.И. Трусевичу 15 января 1907 г. Харузин писал: «По моему убеждению, представляется лишь один путь борьбы с названной газетой – издание молдавской же газеты противоположного чем “Bassarabia” направления» [11. P. 156]. Финансирование газеты осуществлялось за счет средств, выделенных Министерством финансов [11. P. 156–157]. Важно отметить, что идея издания проправительственной газеты на молдавском языке появилась практически сразу после выхода «Басарабии». Так, одно из первых донесений бессарабского губернатора в Петербург датируется 13 июля 1906 г. [12. P. 205]. В переписке с высшими сановниками Российской империи Харузин фактически повторял взгляд на газету молдавских националистов и проблему «сепаратизма», сложившийся в правой прессе, а также сетовал на сложности с переводом и цензурированием молдавских изданий [12. P. 205].

Возвращаясь к Мадану, нужно заметить, что его борьба с «Басарабией» касалась, прежде всего, политических и социально-экономических взглядов оппонетов, а также пресловутого «сепаратизма». По вопросам национальной идентичности, языка и просвещения Мадан более или менее солидаризировался с националистами из «кружка Басарабии». Впрочем, трудно сказать, насколько искренен был Мадан в своей борьбе. Позднее он вспоминал: «В качестве редактора газеты «Молдованул» я получал жалование 100 рублей в месяц, с условием, что буду бороться с газетой “Basarabia” […] Хотя я абсолютно не разделял идеи “Басарабии”, за исключением того полезного, что они публиковали для просвещения молдавского народа […], я все же не хотел быть “редактором”, не хотел бороться против того, что только начиналось, против необходимости молдавской газеты, не хотел бороться против братьев молдаван, не хотел быть ренегатом, шпионом, “доносчиком” […], предателем народа» [13. P. 181]. Вероятнее всего, он искренне полагал, что прямая конфронтация с властью может негативно сказаться на «национальном деле». Это косвенно подтверждал и Ноур, который воспроизвел один из своих разговоров с Маданом, состоявшийся в 1909 г. Мадан, назначенный в этот момент цензором румыноязычных изданий, запретил распространение в Бессарабии ноуровской статьи, опубликованной в журнале «Viața Românească», критиковавшей епископа Серафима, Союз русского народа и бессарабскую администрацию. На возмущение Ноуром этим фактом, Мадан ответил: «Но и ты написал свое письмо скверно, совсем скверно; письмами такого рода сильно дискредитируется румынское дело в Бессарабии!» [14. 1909. Vol. XIV. № 7. P. 104].

В программной статье «Молдованул» Мадан писал, что газета не будет «регрессивным элементом, но прогрессивным». Своей целью он объявил не служение какой-либо политической партии, а императору, закону, родине и народу. Прогресс, по Мадану, подразумевал «возрождение национальной жизни и экономическое раскрепощение» (видимо эти лозунги были сугубо декларативными, так как Мадан не конкретизировал, что под этим он имел в виду), что было возможным только в случае следования по «истинному пути», т.е. пути, «указанному Его Императорским Величеством и которому следуют его министры». Этот путь предполагал, по мнению Мадана, объединение всех молдаван, независимо от сословной принадлежности, вокруг «сильной и многочисленной партии» – Союза русского народа, поскольку она «держится с законом и императором». За представителей Союза Мадан агитировал молдавских крестьян голосовать на выборах в Государственную думу [15. № 1].

Такие заявления, да еще и сделанные на молдавском языке, не могли остаться без внимания со стороны «кружка Басарабии», претендовавшего до этого момен-

96

та на монополию в трактовке молдавской «национальной идеи». Стырча в статье «Молдаване, берегитесь!» раскритиковал реверансы в сторону Союза русского народа и «реакционных элементов». Путь, «указанный министрами», по его мнению, – это путь военных судов, виселиц и тюрьмы, путь лишения народа всяких гражданских прав: «Молдаване! – писал Стырча, – если хотите идти по старому пути, тогда следуйте за г-ном Маданом, чтобы он отдал вас в лапы министров, которые вы сами знаете как управляют страной» [16. № 65].

Впрочем, одиозность Союза русского народа была слишком очевидной, и Мадану пришлось оправдываться, делая упор не на Союзе как таковом, а на том что к нему уже примкнули многие молдоване, в первую очередь священники, и на необходимости полной национальной консолидации, не исключая никого: «Но при этом мы не советовали, не побуждали молдаван идти с Союзом, но советовали объединяться всем вместе и выбирать авторитетных, просвещенных и честных людей, чьи слова имеют вес, людей с любовью к закону нашего народа, верных Императору и любящих наши молдавские язык, обычаи и порядки» [15. № 2]. Аналогичные идеи проводились в статье «Снова Басарабия, – снова клевета», подписанной псевдонимом Агиуцы (Шутник), за которым вероятнее всего скрывался сам Мадан. Автор заявил, что «интеллектуальные босяки» из «Басарабии» снова разразились руганью в адрес «молдавских лидеров» и подчеркнул, что «бояре», которых несправедливо ругает «Басарабия» – это «наши братья по крови и представители известных и прославленных в прошлом нашего народа родов». Помимо бояр в «национальных» лидерах оказался даже бессарабский губернатор. «Ты забыл, – кричал Агиуцы, – что представитель высшей власти – русских татар, как ты говоришь – твоих господ, которые избавили тебя от турецкого ига, господин Харузин, губернатор Бессарабии, помог тебе найти путь самосознания, когда 26 октября своим высоким присутствием на открытии национальной церковной типографии, теплыми, любящими словами указал тебе путь, которым надо следовать, чтобы выйти из смерти к жизни!?» Желая окончательно показать оторванность сотрудников «Басарабии» от «народа» и чуждость конкурирующей газеты народным интересам, автор статьи в заключении восклицает: «Счастье, что ты не голос молдавского народа, но его врагов!» [15. № 3].

Полемика между молдавскими газетами продолжалась до марта 1907 г., когда «Basarabia» перестала выходить. Обстоятельства закрытия газеты до сих пор не вполне ясны. В молдавской и румынской историографии получила распространение версия, что газета была закрыта губернской администрацией. В качестве повода для закрытия в литературе часто указывается публикация в «последнем» № 78 от 4 марта 1907 г. стихотворения А. Мурешану «Пробудись, румын!» (ныне – гимн Румынии) [11. P. 77; 17. P. 132]. Однако, действительно последним номером был № 79, вышедший через неделю. Корни этого мифа следует искать в историографии и мемуаристке межвоенного периода. В частности, мнение о «национальной» подоплеке запрещения газеты высказывалось Шт. Чобану в работах «Румынская культура в Бессарабии при русском господстве» и «Из истории национального движения. Газета “Basarabia”» [18.. P. 290; 19. P. 72]. О закрытии газеты властями писал Халиппа и некоторые другие бывшие сотрудники. В то же время ряд авторов указывает в качестве причин финансовые проблемы или отсутствие сотрудников (в последние месяцы газета фактически руководилась Халиппой и он же выступал автором большинства статей). Некоторые «путаются в показаниях», как, например, Ноур, который в качестве причины указывал то на инициативу Гаврилицы, то на администрацию. Сам же Халиппа в 1937 г. писал, что именно руководство газеты посчитало необходимым закрыть это «квазиреволюционное издание» и поддержать более умеренную газету Ноура ввиду того, что «Basarabia» не находила широкого отклика в массах [20. P. 451]. По версии И. Пеливана поводом к закрытию газеты послужили многочисленные штрафы, которые Гаврилица был вынужден платить за различные нарушения закона

97

о цензуре, и, в конце концов, его заключение на несколько месяцев в тюрьму [21. P. 564]. За время существования газета обвинялась в различных правонарушениях как минимум 16 раз [2. P. 68]. Впрочем, в этом отношении она не была уникальной: так, например, по отчету за 1907 г. редактор «Бессарабской жизни» привлекался к ответственности 17 раз, а правого «Друга» – трижды [22. Ф. 6. Оп. 5. Д. 581. Л. 10]. Как минимум два раза тираж газеты конфисковался по запросу вице-губернатора [22. Ф. 289. Оп. 27. Д. 4. Л. 19, 139]. Учитывая достаточно напряженные взаимоотношения газеты с властями, версия о ее закрытии в административном порядке выглядит правдоподобно, однако, однозначных документальных подтверждений ее на данный момент не обнаружено. Версия с публикацией патриотического марша Мурешану в качестве причины или повода к закрытию газеты выглядит надуманной и до 20-х годов XX в. не упоминается в источниках.

После закрытия «Басарабии» политика практически полностью исчезла со страниц «Молдованул», оставив место культурной программе, публикациям произведений бессарабских и румынских авторов, статей по истории, фольклору и т. д. Вокруг газеты Мадана стали группироваться умеренные националисты, преимущественно из «Молдавского общества» Павла Дическу, основанного в 1905 г. группой бояр, выступавших за введение образования на молдавском языке. Публиковались в единственной (с конца мая 1907 г.) молдавской газете также и некоторые бывшие корреспонденты «Басарабии». Частыми стали сюжеты о «возрождении» языка и введении преподавания на молдавском (например, «Дайте народам настоящее и понятное образование» П. Дическу [15. № 6] и «Естественное и святое право молдаван» Мадана [15. № 16]). Риторика этих статей во многом напоминала аналогичную из статей «левых» националистов, с той лишь разницей, что акцент был смещен с негативной «русификации», проводимой властями, на гуманистические аспекты введения национального образования и даже «долг» русских перед молдаванами, давшими России таких видных просветителей и общественных деятелей как Петру Мовилэ, Павел Берендей (автор первого славяно-румынского словаря и один из пионеров славянской лексикографии), Дмитрий и Антиох Кантемиры и др. Также общим местом было подчеркивание дружбы между русскими и молдаванами и преданности последних империи [15. № 16]. Дическу в статье (которая представляла собой частичный перевод прошения в Совет министров о разрешении преподавания молдавского в начальных училищах Бессарабии) особо отмечал роль молдавского языка, и «естественных» языков вообще, в борьбе с пропагандой революционных идей, которая в свою очередь время от времени велась на языках окраин [15. № 6].

Просуществовав чуть более полутора лет, газета «Молдованул» в октябре 1908 г. перестала выходить. Об обстоятельствах ее закрытия, так же как и в случае с «Басарабией», практически ничего неизвестно. Можно предположить, что оно было связано с отставкой Харузина и назначением 11 октября 1908 г. новым бессарабским губернатором И.В. Канкрина.

Неоднозначный опыт национальной и политической агитации «кружка Басарабии» привел к появлению альтернативного проекта организации национального движения, предложенного Алексисом Ноуром. Этот проект был им сформулирован в издававшейся короткое время газете «Вьяца Басарабией» («Бессарабская жизнь»), а также на страницах ясского журнала «Viața Românească» («Румынская жизнь»). В начале марта 1907 г., незадолго до закрытия газеты «Basarabia» Ноур анонсировал новую молдавскую газету, а уже 22 апреля вышел первый номер. Она публиковалась в двух вариантах: с использованием кириллического алфавита «для тех, кто читает по-русски» и на латинице «для широкой интеллигентной публики в Бессарабии и во всех странах, населенных румынами». Обе версии газеты отличались не только алфавитом и стилем, но и отчасти содержанием [18.. P. 291–293].

98

В программной статье Ноур посетовал на тяжесть национальной миссии в условиях спада революции и наступающей реакции: «Тяжело издавать молдавскую газету, когда права народов, живущих в России, еще окончательно не определены. Каждый наш шаг, пусть и исключительно мирный и нацеленный на просвещение народа, может рассматриваться некоторыми как нечто незаконное: и только потому, что этот шаг осуществлен не на русском языке». Чтобы отвести от себя потенциальные подозрения в «сепаратизме» и распространении «революционных идей», Ноур заверял читателей в своей умеренности и лояльности по отношению к правительству. В выгодном свете он выставлял слабую вовлеченность населения Бессарабии в революционные события 1905–1907 гг.: «Не будем же брать пример с волнений в России, ибо считаем глупостью умножение этих волнений». Отдельно подчеркивалось, что газета не будет направленная против русских: «Тем более, мы будем стремиться к прочному братству между нами и русскими, также и к другим народам мы не будем питать ненависти». Ноур провозглашал целью газеты создание «союза среди всего молдавского народа, без различия состояния и сословия». Как видно из его статей в румынской прессе под «союзом» он имел в виду национальную политическую партию, ядром которой должна была стать ноуровская газета. В «воззвании», опубликованном в первом номере газеты говорилось о том, что к сотрудничеству в качестве корреспондентов и распространителей газеты привлекаются все слои населения: горожане, священники, учителя, рабочие, крестьяне и помещики [14. 1907. № 1].

В плане националистической пропаганды «Вьяца Басарабией» была достаточно умеренной и ограничивалась немногочисленными статьями о молдавском языке в школах, декларациями о национальном возрождении и освещением проблем миграции молдаван в Сибирь. Гораздо больше внимания Ноур уделял политике, освещаемой с прокадетских позиций, и экономике, прежде всего проблемам сельского хозяйства. Впрочем, делать из этого какие-то выводы не представляется возможным ввиду короткого времени существования газеты.

Почти одновременно с началом издания «Viaa Basarabiei» Ноур стал корреспондентом румынского журнала «Viața Românească», издаваемого в Яссах К. Стере, где вел постоянную рубрику «Письма из Бессарабии», организованную по аналогии с «письмами» из других «румынских провинций» за пределами Румынского королевства: Трансильвании, Буковины, Македонии. В течение 1907–1909 гг. статьи Ноура были едва ли не единственным для румынской публики источником знаний о текущей политической и культурной жизни Бессарабии.

Основная идея писем Ноура состояла в утверждении необходимости реализации национального проекта в Бессарабии, предполагавшего трансформацию аморфной крестьянской массы в нацию, вовлеченную в общественную и политическую жизнь на «демократических» началах: «Мы видим себя, в отдаленной перспективе, в очень тяжелой борьбе; сейчас мы стоим перед невероятными сложностями выполнения нашей исторической миссии: с какими жертвами мы превратим русифицированного молдаванина в живого румына?» [14. 1907. Vol. V. № 4. P. 517]. Превращение «крестьян в румын» могло осуществиться, по мнению Ноура, с помощью создания румынской партии в Бессарабии. Партия эта должна была объединить представителей разных сословий и классов. В качестве возможного «ядра» молдавской партии Ноур на сей раз предлагал «Молдавское общество» П. Дическу, «единственную нашу национальную организацию»[14. 1907. Vol. V. № 6. P. 457]. Политическая программа «партии» была достаточно аморфной, как и сами взгляды Ноура: за свою жизнь он успел побывать социалистом, народником, националистом (румынским и русским), либералом и консерватором.

Особую роль в развитии молдавской политической жизни Ноур отводил «национальной прессе», которая должна была стать катализатором национальной консолидации. Вопросу о положении румыноязычной периодики в Бессарабии

99

Ноур посвятил два достаточно пространных «письма» [14. 1907. Vol. VI. № 8–9], в которых представил свой взгляд на русские и молдавские издания в Бессарабии через призму «национального дела». Общий ввод состоял в том, что ни одно издание не отвечало интересам молдаван. Единственным исключением была «Viața Basarabiei», которая следовала национальному и попоранистскому (народническому) идеалу. Однако, «по мотивам неизвестным публике “Viața Basarabiei” была запрещена» [14. 1907. Vol. VI. № 9. P. 392]. Этих «мотивов» Ноур не уточняет.

В подтверждение своих слов Ноур «воспроизводит» для румынской публики программу газеты «Viața Basarabiei». «Программа» подана как цитата, однако, в сохранившихся экземплярах газеты ни самого текста, ни чего-либо созвучного, мною обнаружено не было². Ноур заявлял, что национальная газета будет исходить из общечеловеческих, универсальных принципов и взглядов, но не отказывался от реверансов в сторону национализма: «Но между тем, и здоровый национализм оставил настолько сильный след в нашем сердце, что мы не можем принести в жертву националистические убеждения [...] только через которые может пробудиться румынский народ Бессарабии. Принимая во внимание идеал – развитие и прогресс всего румынского народа, мы кладем сейчас начало реализации нашей национальной мечты и жертвуем нашу личную жизнь – Бессарабской жизни» [14. 1907. Vol. VI. № 9. P. 394–395].

Ноур настаивал на осторожности политической программы националистов, как по соображениям цензуры, так и ввиду того, что в условиях тотальной безграмотности и низкой политической сознательности бессарабского населения, узости круга «интеллигенции» о реализации многих элементов такой программы речи быть не могло. Например, по вопросу об автономии он писал: «Но деликатные вопросы, как вопрос об автономии для Бессарабии, не были подняты, потому что […] чего общего мы имеем с автономией, если даже не умеем читать по-румынски, и у нас нет никакой видимости местной жизни, которая бы показывала, что мы стремимся к автономии?» [14. 1907. Vol. VI. № 9. P. 395].

Планы по возобновлению издания «Viața Basarabiei» не реализовались, а сам Ноур на время исчез со страниц газет и журналов. Только в сентябре 1908 г. он продолжил публикацию писем, где в первую очередь вернулся к вопросу о возрождении национальной печати. Кроме собственно издания газеты, задачи национального движения Ноур видел в расширении рынка печатной продукции в целом, так как «разница между финнами и бессарабскими румынами не в их числе, а книжном рынке». Предлагалось издавать в первую очередь календарь для народа, словарь, затем брошюры по истории и географии Бессарабии, карты с видами и иллюстрациями и т.д. Из «культурных организаций», образовавшихся вокруг этих проектов, по мнению Ноура, впоследствии выйдет румынская партия в Бессарабии. Также Ноур видел перспективным привлечение к участию в газете и партии умеренного боярско-буржуазного элемента [14. 1908. Vol. Х. № 9. P. 437–438].

Бессарабский национализм, заявивший о себе под влиянием революционных событий в России, не был однородным явлением с четко сформулированной программой, но представлял из себя множество проектов, зачастую являвшихся плодом интеллектуальных усилий отдельных лиц. Впрочем, подобная дробность характерна для любого национализма, особенно находящегося в процессе становления. Исходя из политических установок авторов националистических проектов, можно выделить три направления, три пути реализации «национального возрождения», каким оно виделось молдавским активистам начала XX в:

1) «радикальное», рассматривавшее националистическую риторику и апелляцию к «нации» как часть революционной борьбы и борьбы за политическую и

² Версия «для народа» на кириллице сохранилась полностью.

100

экономическую эмансипацию населения Бессарабии. К этому течению можно отнести кружок, сформировавшийся вокруг газеты «Basarabia»;

2) «умеренный» или «либеральный» национализм, предполагавший в большей степени культурно-просветительскую деятельность и отказ от непосредственной конфронтации с властями при сохранении «демократической» риторики. Главным пропагандистом подобной тактики национальных активистов выступал Алексис Ноур;

3) «консервативный» или «культурный» национализм, концентрировавшийся почти исключительно на проблематике языка, идентичности и истории. В политическом отношении представители этого направления ратовали за демонстрацию лояльности властям, консерватизм и монархизм. Сюда относится Г. Мадан и близкие по взглядам активисты из «Молдавского общества» Дическу.

Несмотря на существенные различия в политических программах, в вопросе о национальной идентичности бессарабских молдаван среди молдавских активистов сложились представления о преимущественно культурно-языковом понимании нации. Бессарабские националисты видели свой народ составной частью более крупной этноязыковой общности – румынской нации. Однако, вопреки широко распространенному, как среди тогдашних представителей власти и консервативных политических деятелей, так и в позднейшей историографии мнению из панрумынского прочтения национальной идентичности бессарабских молдаван не следовал напрямую «сепаратизм» или идея «Великой Румынии». Требования националистов не шли дальше размытых деклараций о культурной и административной автономии Бессарабии в составе России. «Сепаратистские» взгляды не артикулировались национальными активистами, по крайней мере публично, по ряду причин: во-первых, это грозило осложнениями с цензурой; во-вторых, едва ли кто-то из участников движения в начале XX в. всерьез верил, что Российская империя в обозримой перспективе распадется или настолько ослабнет, что отпадение от нее Бессарабии станет возможным; в-третьих, подобная риторика могла быть негативно встречена крестьянством, среди которого пророссийские и монархические настроения были сильны. Кроме того, после жестокого подавления в 1907 г. крестьянского восстания в Румынии привлекательность Румынии и румынских порядков значительно снизилась.

Националисты исходили из телеологической установки, что молдавская/румынская нация является «данностью», если не вечной, то, по крайней мере, уходящей корнями в глубь веков. Свою же задачу они видели в том, чтобы «пробудить» в народе «национальное чувство». Тем не менее, подобные теоретические построения наталкивались на реальность, в которой инертная масса крестьян слабо интересовалась (если интересовалась вообще) своей «национальностью» и тем более не осознавала своей «румынскости». Это заставило националистов предпринимать попытки вовлечь адресатов своих посланий в общерумынский культурный и политический контекст, а деятелей вроде А. Ноура вообще говорить о необходимости превращения крестьян-молдован в румын.

Появление молдавского национального движения, обращавшегося к широким слоям населения, пусть и имевшего при этом ограниченное влияние, заставило власти губернии обратить внимание на «молдавский вопрос» и определенным образом отреагировать на новое для губернии явление, что способствовало утверждению восприятия Бессарабии как проблемной национальной окраины Российской империи. Одной из форм реакции стала попытка конструирования «управляемого национализма», функционирующего под контролем имперских властей. Но все же, этот управляемый национализм, реализовавшийся посредством газеты «Молдованул», оставался по большей части игрой «одного актера»³.

³ Об этом свидетельствует довольно длительный перерыв в выходе газеты, вызванный отсутствием Мадана в Бессарабии: [23. P. 63].

101

В связи со спадом революционной активности и националистической агитации в 1907–1908 гг. этот проект был свернут. Тем не менее, при изначальной политической ангажированности газета «Молдованул» внесла свой вклад в «национализацию» масс через пропаганду румынского языка и культуры, а также панрумынской идентичности. В аналогичных рамках культурного национализма будут действовать накануне и во время Первой мировой войны, националисты, объединившиеся вокруг журнала «Кувынт Молдовенеск» («Молдавское Слово»), большинство из которых в период революции 1905–1906 гг. входило в состав «кружка Басарабии».

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Миллер А.И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина ХІХ в.). СПб, 2000.

2. Negru Gh. Ziarul «Basarabia» (1906–1907): informații inedite // Destin Românesc, 2001. № 3.

3. Ciobanu Șt. Din istoria mișcării naționale în Basarabia. Ziarul Basarabia // Viața Basarabiei. 1933, № 1.

4. Бессарабская Жизнь. 1905. № 301.

5. Cartă portală scrisă de Teodor Eftimie Loghin către Ioan G. Pelivan. 21/XII/05 // Arhivele Basarabiei. 1932. № 2.

6. Coval D. Ziarul «Basarabia» (1906–1907) în contextul primei revoluției ruse. Chișinău, 1990.

7. Basarabia. 1906.

8. Кушко А., Таки В., Гром О. Бессарабия в составе Российской империи. М., 2012.

9. Boia L. Istorie și mit în conștiința românească. București, 2011.

10. Друг. 1906.

11. Negru Gh. Țarismul și mișcarea națională a românilor din Basarabia. Chișinău: Prut Internațional, 2000.

12. Negru Gh. Culisele publicării ziarului «Moldovanul». Corespondența secretă a guvernatorului Basarabiei cu înalții demnitari ai Imperiului rus (1906–1908) // Anuarul Institutului de Istorie al Academiei de științe a Moldovei. 2012. № 2.

13. Colesnic Iu. Basarabia necunoscută. Chișinău, 1993. Vol. I.

14. Viața Românească.

15. Молдованул. 1907.

16. Basarabia. 1907.

17. Postarencu D. O istorie a Basarabiei în date și documente. Chișinău, 1998.

18. Ciobanu Șt. Cultura românească în Basarabia sub stăpânirea rusă. Chișinău: Ed. Asociației Uniunea Culturală Bisericească, 1923.

19. Ciobanu Șt. Din istoria mișcării naționale în Basarabia. Ziarul Basarabia // Viața Basarabiei. 1933. № 2.

20. Halippa P. Alexie Mateevici // Viața Basarabiei. 1937. № 7–8.

21. Pelivan I. Basarabia sub oblăduirea moscovită // Viața Basarabiei, 1938. № 6–7.

22. Национальный Архив Республики Молдова (НАРМ).

23. Basarabia română. Antologie. București, 1996.

102