You are here

Политика России в балканском вопросе: некоторые спорные проблемы историографи

Category: 

Достян И.С. Политика России в балканском вопросе: некоторые спорные проблемы историографии // Славяноведение, 2012, № 3. СС. 32-40.

Политика России в отношении балканских народов, общественных и культурных связей с ними – одна из важных проблем, исследуемых нашими историками-балканистами. По этим проблемам, в частности, охватывающим период XVIII–XIX вв., накоплен обширный материал источников, они рассматривались во многих коллективных и обобщающих трудах, в авторских монографиях и научных статьях. Взгляды ученых по данной тематике менялись, как в связи с расширением круга источников и углублением их анализа, так и в результате идеологических перемен, происходивших в стране.

В советской историографии начало изучению этих проблем было положено М.Н. Покровским, который, как известно, полностью исходил, согласно марксистской идеологии, из тезиса об агрессивном характере политики России в Восточном вопросе и конкретно в Балканском регионе. В его трудах, изданных в 20–30-е годы ХХ в., беспощадно критиковалась внешняя политика России, игнорировалась ее объективно-прогрессивная роль в борьбе балканских народов за независимость, а причины Первой мировой войны усматривались в ее стремлении овладеть Константинополем [1].

Примерно с середины 1930-х годов усилился контроль коммунистического режима над исторической наукой, «школа Покровского», в том числе ее взгляды на политику России в Восточном вопросе, стали подвергаться беспощадной критике [2. C. 210–390]. Она была во многом справедливой, но, в силу совершенно определенной заданности, достаточно односторонней и тенденциозной [3. C. 155–156].

В годы Великой Отечественной войны и после нее наступил новый этап в изучении политики России в Восточном вопросе и на Балканах. Использовалось все больше источников, углублялся их анализ. Авторы капитальных трудов, затраги-


* Достян Ирина Степановна – д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

32


 

вавших данную тематику, – Е.В. Тарле в «Крымской войне» [4. C. 63], А.В. Фадеев в монографии «Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX в.» – не отрицали в принципе экспансионистского характера внешней политики России. Вместе с тем А.В. Фадеев признавал, что в отдельных случаях эта политика имела объективно положительные последствия, в частности, для порабощенных Османской империей народов [5. C. 368–369].

Аналогичных взглядов придерживались другие исследователи, сосредоточившиеся на фактологическом изложении истории.

В настоящее время наметился новый взгляд на характер российской политики на Балканах – конкретно в XVIII и начале XIX в.: ее экспансионистская направленность отвергается, доказывается, что планы решения Балканского вопроса и способы их осуществления, возникавшие в правительственных кругах России, особенно в эпоху правления Екатерины II, определили контуры политической перестройки Балканского региона в XIX ст.

Эта концепция сформулирована в недавних исследованиях наших наиболее квалифицированных балканистов. Имеются в виду разделы В.Н. Виноградова в коллективном труде «История Балкан. Век восемнадцатый» [6], монография И.И. Лещиловской «Сербский народ и Россия в XVIII в.» [7] и ряд научных статей этих авторов.

В изданной в 2010 г. обширной монографии В.Н. Виноградова «Двуглавый российский орел на Балканах. 1698–1914» подводится итог прежним исследованиям автора [8]. Заявленная в заглавии тема рассматривается на широком фоне общих проблем внешней политики России и международных отношений в Европе на протяжении более двух веков. Книга написана прекрасным литературным языком, содержит яркие характеристики событий, правителей, дипломатов, общественных деятелей.

Но со взглядами названных авторов по данным проблемам мне хотелось бы поспорить.

Присущее каждому набирающему силу государству в эпоху Средневековья и Нового времени стремление к территориальному расширению доказывать не приходится. Для России начала XVIII в. главной задачей было продвижение на Запад, и она успешно осуществлялась Петром I. Но уже тогда осознавалась необходимость расширения государства на юг, хотя это не было непосредственной задачей ближайших лет. Предотвратить нежелательную войну с Турцией русской дипломатии в 1710 г. не удалось, и в начале 1711 г. немногочисленное войско двинулось в Молдавию. Ставка делалась на помощь балканских народов, на их восстания.

Использование в войнах с Османской империей освободительного движения угнетенного мусульманами населения Балкан не было новым. К этому прибегали и Венеция, и Австрия, в частности, во время войны «Священной лиги» в конце XVII в. Но тогда Габсбурги, обещая освободить христианские народы от «ага-рянского ига», решительно пресекали попытки основания в Балканском регионе самостоятельных государств. В отличие от них Петр I в Манифесте о начале войны, в обращениях к сербам, болгарам, грекам обещал им не только освобождение от турецкой власти, но и создание самостоятельных государств под покровительством России.

В работах В.Н. Виноградова и И.И. Лещиловской подробно изложены события, связанные с Прутским походом, обращения Петра I к балканским христианам с призывом помогать русским войскам, подниматься на борьбу за освобождение от «варваров», «гонителей христовой веры и православной церкви». Целью войны провозглашалось изгнание «Магомета наследницы» из Европы [6. С. 56]. Виноградов учитывает, что при этом невероятно преувеличивались размеры освободительного движения и уменьшались трудности, ожидавшие русскую армию, и признает, что задача изгнания турок из Европы не соответствовала сложившейся

33


 

ситуации, силам и возможностям России, поглощенной войной со Швецией, даже если бы балканцы поддержали ее единодушно. Но он считает, что весной 1711 г. в начале Прутского похода «наметились контуры стратегической линии России на юго-востоке Европы на многие десятилетия вперед». Они заключались в отказе от территориальных приобретений во владениях Порты, создании на Балканах независимых государств, находящихся под покровительством России. Такая концепция обосновывается обращениями к молдаванам и валахам, черногорцам и другим балканским христианам. «В сей войне никакого властолюбия и распространения областей своих и какого-либо обогащения не желаем, ибо и своих древних и от неприятелей своих завоеванных земель и городов и сокровищ по Божьей милости предостаточно имеем», – заявлялось в одном из них. «Позволим под нашею протекцею избрать себе начальников от народа своего и возвратим и подтвердим их права и привилегии древние, не желая себе от них никакой прибыли, но содержа их яко под протекцею нашей», – говорилось в другом подобном обращении [8. С. 29–30].

Покровительственная система, очевидно, была выдвинута как модель будущих отношений России со всем христианским миром – с полным основанием интерпретирует В.Н.Виноградов содержание данных документов. Еще на Карловац-ком конгрессе в 1698 г. русский уполномоченный попытался выдвинуть одним из условий мира с Турцией право на защиту православных церквей, монастырей и «розных народов людем», предоставление им «свободы и вольности», освобождение от лишних податей [9. С. 207]. Это было практически осуществлено в 1774 г. при заключении Кючук-Кайнарджийского мира.

Но можно ли утверждать, что набиравшее силу русское государство во времена правления Петра I не стремилось к территориальной экспансии? Главным было продвижение на Запад, к Балтийскому морю, и эта задача успешно осуществлялась. Расширение границы на Юге, начатое в конце XVII в., было утрачено из-за неудачи Прутского похода. Но эта задача не могла отпасть, просто для ее решения еще не наступило время.

Поэтому заявления об отказе от каких-либо завоеваний (они делались и в начале последующих русско-турецких войн) не могут служить доказательством отсутствия таких целей и характеризовать реальный курс внешней политики Петра I. Ведь необходимо учитывать назначение приведенных документов: война с Турцией, начавшаяся в самое неподходящее для России время, делала необходимым любыми средствами убедить балканские народы поднимать восстания, помогать русским войскам. В Петербурге было хорошо известно, что создание самостоятельных государств под русским покровительством – идея, с которой представители балканских народов не раз обращались к России. А Георгий Бран-кович, выдававший себя за потомка сербских правителей, во время войны «Священной лиги» против Турции в конце XVII в. попытался практически добиться создания независимого христианского государства, что было решительно пресечено Габсбургами, старавшимися овладеть среднедунайским бассейном, а затем и побережьем Адриатики.

Завлекая балканцев перспективой освобождения от власти султана, не менее важно было уменьшить подозрения государств-соперников, прежде всего Австрии, в стремлении России к территориальной экспансии, всячески отрицать такого рода намерения.

Утверждения, что в правительственных кругах России в начале XVIII в. уже имелась программа политической перестройки Юго-Восточной Европы путем создания там независимых государств при отказе от каких-либо территориальных приобретений, как представляется, требуют более убедительных доказательств.

И.И. Лещиловская придерживается той же концепции, что и В.Н. Виноградов, относительно задач политики России в Балканском вопросе в начале XVIII в.,

34


 

основываясь на приведенных выше документах. Она пишет, что послания Петра I балканским народам содержали «наметки нового направления» этой политики, определения ее союзников и «в самых общих чертах программу действий»: «выступление русской армии против неприятеля, движение в глубь турецких владений, освобождение объединенными усилиями России и подвластных Турции народов от власти султана христиан и восстановление их государственности» [7. С. 43].

Программа решения Балканского вопроса Петра I, считают указанные авторы, начала осуществляться на практике спустя ряд десятилетий Екатериной II, и она исключала задачу территориальной экспансии в Балканском регионе и Восточном Средиземноморье.

Эпоха Екатерины II богата событиями, касающимися Османской империи и находившихся под ее властью христианских народов. Это две русско-турецкие войны – 1768–1774 гг. и 1787–1791 гг., присоединение Крыма (1783 г.), провозглашение принципа покровительства России православным подданным Порты в международном договоре и так называемый Греческий проект – виртуальная программа решения Восточного вопроса.

Характеризуя политику Екатерины II на Балканах в целом, В.Н. Виноградов учитывает, что завоевания считались в это время нормой международного права, с их помощью создавались все великие империи. Но Екатерина II, по его утверждению, в вопросе о территориальных приобретениях занимала «особую позицию». Доказательством этого служит инструкция российским послам и дипломатам, которая фактически повторяла заявления Петра I в 1711 г.: «Намеренья нашего никогда не было, да и нет в этом нужды, чтобы стараться о расширении империи нашей. Она и без того пространством своим составляет нарочитую часть земного круга». Таким заявлениям В.Н. Виноградов полностью доверяет и считает, что они «являются постулатом российской внешней политики. Не завоевания ради завоеваний, а обусловленные государственными интересами территориальные приращения. Движение на юг рассматривалось как возвращение на дедовские земли» [6. С. 115].

Заверения в отсутствии у России стремления расширить свои границы, в частности, за счет балканских земель, делались накануне и в ходе русско-турецких войн неоднократно. Что касается «интересов государства», то этот довод служил обоснованием территориальной экспансии не только России, но и других европейских правительств. Какие бы идеологические аргументы не пускать в ход, невозможно отрицать, что увеличение территории России практически успешно осуществлялось в эпоху правления Екатерины II. Вспомним хотя бы разделы Речи Посполитой, установление протектората над Восточной Грузией или присоединение Крыма, облегчавшее продвижение в Балканский регион.

В монографиях Е.И. Дружининой и Г.С. Гросул подробно освещена роль в политике России Дунайских княжеств во время войны 1768–1774 гг. с Османской империей. В окружении императрицы (в частности, у Г.А. Потемкина) уже в это время возникла идея о присоединении их к России. После занятия княжеств русскими войсками этот вопрос приобрел практическое значение и рассматривался в Петербурге неоднократно, обсуждался в ходе мирных переговоров с Портой. Возможность присоединения Молдавии и Валахии к России отвергалась, так как это задевало интересы европейских держав и особенно Австрии. Но оставалось требование о предоставлении независимости Дунайским княжествам, хотя эта задача пока не имела для России такого значения как признание Турцией независимости Крыма, что и было достигнуто по Кючук-Кайнарджийскому миру [10–11].

После объявления Портой войны России в 1787 г. правительство Екатерины II выдвинуло задачу объединения Молдавии и Валахии в одно государство и признания его независимости, что позволило бы создать «пространную барьеру меж-

35


 

ду обеих империй». Требование о признании Турцией независимости Дунайских княжеств было согласовано с союзной Австрией и стало одним из главных требований при переговорах о мире. Ввиду осложнившейся международной обстановки достигнуть этого не удалось, но привилегии княжеств были подтверждены и расширены, что позволило в дальнейшем более активно отстаивать в Константинополе их интересы [11. С. 91–99].

Может быть, все эти факты дают основание полагать, что задачи «территориальных приращений» за счет Балканского региона – конкретно в отношении Дунайских княжеств – уже назревали в последней трети XVIII в., но были скрытными и осторожными, так как учитывались реальные возможности их осуществления.

В идеологическом аспекте политика России в эпоху Екатерины II была более агрессивной. Задача кардинального решения Восточного вопроса фактически открыто выдвигалась в так называемом Греческом проекте, предложенном императрицей в 1782 г. в переписке с Иосифом II. Его цели и содержание издавна привлекали внимание историков и вызывали дискуссии.

Проект содержал задачу «восстановления древней Греческой монархии» под скипетром представителя династии Романовых и зависимого от России буферного государства Дакии в составе Молдавии и Валахии, а также раздела некоторых владений Османской империи между Австрией – ей передавалась часть сербских земель – и Францией, которая получала Египет. Обнаруженные недавно новые документы о возникновении и содержании «Греческого проекта» позволяют заключить, что задуманный Екатериной II и ее сподвижниками – А.А. Безбородко и Г.А. Потемкиным – план государственных преобразований на Балканах и Ближнем Востоке формулировал выгодное для России решение Восточного вопроса, если не в ближайшем будущем, то хотя бы в отдаленной перспективе. Надежду на осуществление этих замыслов императрица не оставляла до конца своих дней [12].

К таким заключениям присоединяется В.Н. Виноградов. Анализируя содержание «Греческого проекта», он пишет: «В обстановке эйфории и ажиотажа, порожденных внешнеполитическими триумфами, три выдающихся ума воспарили над делами земными в геополитические выси, ибо на почве реалий условий для воплощения в жизнь “Греческого проекта” не существовало. Но они создали по-своему стройную конструкцию послеосманской Юго-Восточной Европы. При всем своем несовершенстве, при очевидном пренебрежении этнической конфигурацией на Балканах, при явном благоволении к грекам в ущерб славянам документ содержал основополагающую идею отказа от прямых завоеваний и создания или возрождения здесь государств христианских народов под покровительственной дланью самодержавия. В этом смысле проект послужил отправной точкой комбинаций по территориально-государственному переустройству Балкан, коими богат XIX в.» [6. С. 143].

Аналогичная характеристика «Греческого проекта» и его места в политике России на Балканах содержится в последнем труде В.Н. Виноградова. Он пишет: «В нем прослеживаются два постулата: воссоздание на Балканах государственности населявших их христианских народов и отказ России от территориального расширения в регионе […] И тут “Греческий проект” родился не на пустом месте. Мысли об этом встречаются у Петра I в его обращениях к балканским христианам перед Прутским походом, в размышлениях Екатерины II о территориальной насыщенности России […]» [8. С. 29–30].

«“Греческий проект” представлял в самом общем виде перспективный план глобального переустройства Балкан, без определения способов и сроков его реализации», – считает И.И. Лещиловская. В «конструктивной части» он не был «беспочвенной иллюзией императрицы», так как «заключал в себе реалистическое зерно

36


 

в форме создания в перспективе греческой и румынской государственности». Но он не отвечал чаяньям славянских народов, и в этом проявлялся «имперский стиль мышления Екатерины Великой» [7. С. 101].

Идея создания в Юго-Восточной Европе христианских государств на месте исламской империи, конечно, совпадала с дальнейшим общественно-политическим развитием Балкан. Но по своему конкретному содержанию этот процесс не имел ничего общего с «Греческим проектом»: возродить Византийскую империю в XVIII–XIX вв. было уже нереально. Будущие государства в Балканском регионе создавались на основе национальной общности, и предпосылки для этого складывались уже в эпоху Екатерины II.

Эллинофильство, тогда особенно процветавшее при дворе, подкреплялось внешнеполитическими задачами. Но наряду с этим в культурных кругах дворянства распространялись и представления о славянстве как этнической общности. Расширению знаний российской общественности о зарубежных славянах способствовали труды В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова, имевшие большое научное значение. Из южнославянских народов во второй половине XVIII в. достаточно тесные общественные и культурные связи поддерживались с австрийскими сербами, публиковались произведения сербских авторов. Обо всем этом пишет И.И. Лещиловская. Большой материал по данной тематике собран и исследован также Ю.В. Костяшовым [13].

Поэтому есть основание предположить, что политические замыслы, сформулированные в «Греческом проекте», не только свидетельствовали об агрессивной направленности политики Екатерины II в Восточном вопросе, но и отставали от идеологических запросов своего времени.

Подводя итоги анализу официальной политики России в отношении сербов, а фактически и всех балканских народов в XVIII в., И.И. Лещиловская выдвигает следующую точку зрения. Программу Петра I по решению балканской проблемы путем создания на месте турецких владений независимых христианских государств, находящихся под покровительством России, развила Екатерина II. Ее программа, по мнению И.И. Лещиловской, отличалась «государственной проницательностью», «предвосхищала историческую перспективу», «реалистично ориентирована» в отношении выбора союзников – порабощенных Османской империей балканских народов, методов ее решения путем всенародного восстания при военной поддержке России. Именно по такому пути пошло развитие Балкан в XIX в. и осуществлялась российская политика в этом регионе [7. С. 111].

Неоспорим факт – он признается всеми: Россия сыграла решающую положительную роль в освобождении балканских народов от турецкой власти, в политической перестройке Юго-Восточной Европы, что происходило при непосредственном участии самих балканцев. Но путь развития отношений с ними был сложным, изменчивым, не лишенным недовольства с обеих сторон. Ни Петру I, ни Екатерине II не удалось поднять эти народы на всеобщее восстание. В 1711 г. восстали черногорцы, за что каратели с огнем и мечом прошли по стране, разрушили Цетинский монастырь. В начале войны 1768–1774 гг. Екатерина II настойчиво призывала подданных султана восстать, чтобы «низвергнуть с себя и попрать несносное иго злосчастных агарян и восстановить былую вольность». При этом, как пишет И.И. Лещиловская, императрица «в порыве чувств» даже выдвигала «заманчивую идею овладения колыбелью православия – Константинополем» [7. C. 79]. По этому призыву в 1770 г. восстали греки-майноты и жестоко поплатились, что неблагоприятно отразилось на дальнейших русско-греческих кон т а кт ах.

Идея «всенародного восстания» балканских христиан фактически исчерпала себя в начале XIX в. Когда в 1804 г. восстали сербы Белградского пашалыка, их не поддержали греки, в 1820-х годах к грекам не присоединились сербы. Может

37


 

быть, это свидетельствует о том, что «государственной проницательностью» и «даром предвиденья» Екатерина II не обладала?

Общественно-политическое развитие Юго-Восточной Европы пошло не по тому пути, который рисовался в XVIII в. правительственными кругами Петербурга, и причины этого многообразны. Среди них – чрезвычайно сложная, дробная демография этого региона, различия в уровне развития входивших в него народов, между которыми неуклонно нарастали противоречия, иногда возникала вражда. Балканские народы были союзниками России в войнах с Турцией, но единомыслия и согласия между ними не было.

Это наглядно проявилось, например, во время Первого сербского восстания. Еще в 1804 г. идеолог сербских повстанцев новосадский митрополит Стефан Стратимирович, противодействуя эллинофильским тенденциям политики Екатерины II, в «Мемуаре», направленном Александру I, выдвигал идею основания «Славено-сербского царства» во главе с представителем династии Романовых или их свойственников – немецких князей. А в дальнейшем, когда падет пришедшая в упадок Османская империя, к России будут присоединены Болгария, Фракия и «каналы» из Черного в Средиземное море. Стратимирович доказывал, что именно сербы, а не греки, будут удобными соседями и верными союзниками России в ее противоборстве с османами [14. С. 238–256].

Но грекофобских настроений среди руководителей сербских повстанцев в Петербурге не замечали, и русским представителем в Белград в 1807 г. был назначен грек К.К. Родофиникин, отношения которого с Карагеоргием и его окружением не сложились и стали даже враждебными. Возник скандал, приведший к появлению легенды о «фанариотском заговоре» против сербов, что усилило борьбу между руководителями восстания [15. С. 25–29]. Среди причин, которые определили осторожную и достаточно сдержанную позицию сербского князя Милоша Обреновича в отношении восставших греков в 1820-е годы, были недружественные отношения с греками-фанариотами, с духовенством Константинопольской патриархии.

Великая французская революция и начало наполеоновских войн коренным образом изменили общественно-политическую обстановку в Европе и открыли новый этап освободительного движения народов Балканского региона. Восстания теперь начинались не во время русско-турецких войн, не по призывам Петербурга и даже в самое неподходящее для него время. Замыслы политического переустройства Балканского региона и Восточного Средиземноморья в первой трети XIX в. возникали неоднократно. Проекты и предложения такого рода выдвигались царским правительством, общественными деятелями как балканских народов, так и России во время Первого сербского восстания, в ходе греческой революции. По содержанию ни один из них не имел ничего общего с «Греческим проектом», ибо все они основывались на государственном объединении по национальному принципу, хотя последний часто определялся произвольно. Существовали и идеи о создании федерации равноправных членов этого сообщества.

В политическом аспекте эллинофильство быстро угасало в 1830-е годы, когда освобожденная от турецкого господства Греция оказалась в сфере влияния западных держав, а в просвещенных кругах России на первый план выдвинулись идеи славянофильства и панславизма.

В период наполеоновских войн задачи политики России в Восточном вопросе чрезвычайно усложнились. В первые годы XIX в., отстаивая свои интересы на Балканах, правительство Александра I должно было предпринимать меры для защиты этого региона от посягательств Франции. Поддерживая до конца 1806 г. союзнические отношения с Портой, Петербург учитывал в перспективе возможность раздела владений Османской империи и приобретение в частности

38


 

Дунайских княжеств, население которых видело свое спасение в присоединении к России. В случае же войны с Турцией, союз с которой был очень зыбким, эта задача встала бы непосредственно [12. С. 132–144].

В 1807–1808 гг. раздел Османской империи, как известно, стал предметом обсуждения в ходе русско-французских переговоров в Тильзите и Эрфурте, не приведших к практическим результатам. Но во время русско-турецкой войны 1806–1812 гг. приобретение Дунайских княжеств, занятых русскими войсками, стало одной из главных задач. Осуществить полностью это не удалось, но благодаря мудрости и дипломатическому таланту М.И. Кутузова был подписан Бухарестский мирный договор, по которому часть Молдавского княжества – Бессарабия – была включена в состав России, получен необходимый для экономических и политических интересов государства выход в Дунайский бассейн. Позднее, по условиям Адрианопольского мира 1829 г., русско-турецкая граница была несколько отодвинута, что создавало удобства для судоходства. Этим фактически ограничилась территориальная экспансия России в Юго-Восточной Европе.

В иностранной историографии издавна существует тенденция преувеличивать агрессивную направленность политики российского самодержавия. В.Н. Виноградов старается опровергнуть такого рода враждебные России представления о внешней политике Петербурга, в частности в период наполеоновских войн. «Распространяемые по сей день в зарубежной историографии утверждения насчет имманентно присущей ему агрессивности относятся к разряду мифотворчества», – пишет он, подводя итоги подробному изложению политики царского правительства в начале XIX в. [8. С. 209].

По-видимому, задача опровергнуть такие концепции заставила ученого поверить и заявлению Александра I в начале войны 1806–1812 гг. об отсутствии каких-либо намерений «относительно завоевания принадлежавших Турции владений», считать, что эта война «велась Россией в защиту прежних, уже обретенных позиций в регионе и объективно – ради расширения прав христианских народов».

Но подтверждают ли такую концепцию неопровержимые исторические факты: переговоры в Тильзите и Эрфурте, упорное стремление во время войны с Турцией добиться приобретения Дунайских княжеств?

Россия, как и другие великие европейские державы, использовала все возможности для реализации своих интересов в резко менявшейся международной обстановке в ходе наполеоновских войн, которая заставляла приспосабливаться, менять позицию, но она не отказывалась от задачи получения выхода в Дунайский бассейн.

После Адрианопольского мира для правительства Николая I эта задача окончательно отпала, но стало необходимым поддерживать и расширять свое политическое преобладание среди южнославянских народов, молдаван и валахов. Достигнуть этого в противоборстве с западными державами общественно-экономически отсталой России, как известно, не удалось. В результате поражения в Крымской войне 1853–1856 гг. признанное в международных договорах право покровительствовать православным балканским народам было утеряно.

Это, однако, не означало, что снизилась роль России в деле национального освобождения народов Юго-Восточной Европы и создания там независимых государств. Такая задача была в основном достигнута в результате русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Политика России на Балканах во многом влияла на историю Юго-Восточной Европы, поэтому ее изучение является одной из важных проблем современной балканистики, неизменно вызывающей споры. Продолжение ее разработки важно и необходимо.

39


 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Покровский М.Н. Дипломатия и войны России в XIX столетии. М., 1923; Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов. М.;Л., 1933. Вып. 1.

2. Против исторической концепции М.Н. Покровского. М.; Л., 1939–1940. Вып. II. Ч. 2.

3. Аксенова Е.П. Очерки из истории отечественного славяноведения. 1930-е годы. М., 2004.

4. Тарле Е.В. Крымская война // Тарле Е.В. Собр. соч. М., 1959. Т. VIII.

5. Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1959.

6. История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004.

7. Лещиловская И.И. Сербский народ и Россия в XVIII веке. СПб., 2006.

8. Виноградов В.Н. Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914. М., 2010.

9. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1868. Т. IX.

10. Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир (Его подготовка и заключение). М., 1955.

11. Гросул Г.С. Дунайские княжества в политике России. 1774–1806. Кишинев, 1975.

12. Елисеева С.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. М., 2000; Елисеева С.И. «Балканская тема» во внешнеполитических проектах Г.А. Потемкина // Век Екатерины II. Россия и Балканы. М., 1997; Стегний П.В. Еще раз о Греческом проекте Екатерины II // Новая и новейшая история. 2002. № 4.

13. Костяшов Ю.В. Сербы в австрийской монархии в XVIII в. Калининград, 1997.

14. Записка Стефана Стратимировича (публикация О. Бодянского) // Чтения в обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1868. Кн. 1.

15. Белов М.В. Первое сербское восстание 1804–1813 гг. и Россия. Нижний Новгород, 1999.

40