История Бессарабии. От истоков до 1998 года. (Введение)

Изложение правдивой научной истории Бессарабии сопряжено со многими сложностями не только в плане сохранившихся или утерянных документов, но и необходимости преодоления рядя штампов, благодаря использованию которых правда подвергалась преднамеренной фальсификации. В течении пяти десятилетий в сознании общественности внедрялась информация о событиях, которая далеко не соответствовала действительности. Ее цель была очевидна: оправдание царского режима, а впоследствии и господства СССР над Молдовой междуречья Прута и Днестра.

Прикрываясь лозунгом о праве наций на самоопределение, о равноправии республик в составе Советского Союза, о гражданских правах и свободах, в действительности московское правительство проводило в жизнь политику денационализации, жестоко расправлялось с подлинными борцами за свободу, прибегало к фальсификации исторических событий.

История была тем важным средством политической пропаганды, которая была призвана подавить национальное самосознание и создать определенный образ прошлого, чтобы впоследствии преподнести ее как имеющий место в действительности.

Запрет изучения реальных событий прошлого, фальсификация данных о нем являлись составной частью, на первый взгляд парадоксальной, но тем не менее абсолютно мотивированной логики. Практически, делалась попытка построения схемы другого прошлого и на этой основе прогнозирование возможного будущего. В сущности, все колониальные державы пытались — иногда ценой огромных усилий и больших человеческих жертв (как было, например, в Португалии), — увековечить свое господство над территориями, завоеванными после великих географических открытий. Однако только Россия предприняла попытку — безуспешно, в конечном итоге, — убедить народы республик, входящих в ее состав, что у них и России — общее прошлое. Достижение подобного рода уникально и, учитывая полное его фиаско, надеемся что последователей у него не будет.

Перейдем теперь к развенчиванию этой системы фальсификации истории. Считаем нужным уточ­нить, что в ходе построения: модели искажения истории были использованы самые разнообразные мето­ды и приемы. Самый яркий и частотный из них — смешение реальных фактов с выдуманными, что создавало в конце концов вероятную систему доказательств. Это производило впечатление на рядового гражданина, не знающего подлинных событий в силу того, что от него их скрывали. Именно поэтому в настоящее время настоятельно необходимо глубокое знание истории, чтобы воссоздать правду и изо­бличить ложь. Кроме того, авторы фальсифицированных теорий выдавали свои труды за истину в последней инстанции, оперируя при этом положениями теории марксизма-ленинизма, отсюда любое сомнение в их достоверности расценивалось как попытка ревизионизма и национализма, за которыми следовали репрессии.

В 1974 году в Кишиневе на русском языке была издана весьма солидная книга объемом свыше 900 страниц, написанная А.М. Лазаревым «Молдавская советская государственность и бессарабский во­прос». В следующем году тот же автор выпустил в свет новую работу — «Великий Октябрь и нацио­нальное самоопределение молдавского народа». В свою очередь, двое юристов А. Сурилов и Н. Стратулат опубликовали другое исследование — «Национально-государственное самоопределение молдав­ского народа». К этому следует добавить двухтомную «Историю Молдавской Советской Социалистической

[9]

Республики», авторы Я. С. Гросул, Ю. Иванов, Г. Федоров, Д. Шемяков (Л.В. Черепнин отв. ред.) и «Историю Республики Молдова» (1997г.).

Вышеназванные работы представляют собой лишь несколько трудов из того издательского потока, которыйпополнялсяежегоднонеисчислимымколичествомсборникоБнаучныхстатей, монографий (среди них и «Очерки Компартии Молдавии»), воспоминаний и т.п. Эти издания и им подобные сознательно искажали историческую правду, преследовали цель подавить национальное самосознание молодежи, привить им дух покорности и повиновения, способствовали появлению веры в непогрешимость СССР, олицетворяющего символ процветания и пример для подражания всем народам мира. С этой целые широко использовался термин «единый советский народ», а, следовательно, и вытекающее из него на­циональное нивелирование, которое для молдаванина, в частности, значило: отказ от принадлежности к румынскому народу и латинским корням. Это была политика, направленная на уничтожение национального сознания и замену его понятием иной исторической общности, главными характеристикам которого являлись партийность и сознание принадлежности к единому советскому народу. Безусловно такого рода политика принудительного отказа от национальной принадлежности, культуры и обычаев привела к серьезным последствиям, которые особенно очевидны в настоящее время — в период приобретения народами своей независимости.

Задачей нашего исследования и является описание подлинных исторических событий, воссоздание подлинной истории Бессарабии. Для начала же рассмотрим: какой же была мнимая история, отраженная историками советского периода?

В официальной историографии всячески подчеркивалось различие между гетами и даками. В действительности же, все данные источников свидетельствуют о том, что разница заключается лишь в наименовании лиц по особенностям их проживания: геты — жители гор, даки — жители равнин. Объединяла же их общая принадлежность к большой северо-дунайской фракийской семье и расселение натерритории древней Дакии.

Далее историографы описывали нашествие римлян и переход через Дунай, при этом ставят цель убедить читателей в том, что идеализирование оккупации Дакии является серьезной ошибкой — самом деле она была большим бедствием для наших предков. Безусловно, никто не станет идеализировать времена, давно минувшие, однако упорство, с которым проводилась в жизнь эта концепция, может не вызвать определенные сомнения. Цель подобных заявлений — подтверждение тезиса теории марксизма-ленинизма, рассматривающего историю как этапы борьбы эксплуататоров и эксплуатируемых. Отсюда вытекает — румыны не должны идеализировать своих латинских предков. Главная зада подобных работ состояла в особом выделении периодов, когда дако-румынское население вошло в контакт с самыми отдаленными предками славян — антами, склавинами и т.п. При этом упускался из виду весьма важный момент для правильного осмысления сущности этого контакта и его последствий ; дальнейших процессов. В историографической литературе убедительно доказано, что с одной сторны в момент появления славян, процесс становления Северо-дунайского романитета был уже завершен, с другой стороны, — процент славян в обшей численности населения, а следовательно, и его влияние был чрезвычайно низок. Вопреки истине, вышеупомянутые авторы считают возможным построить, опираясь на присутствие славян на северо-дунайской территории, целую теорию, которую считают ключе разгадке этно-психологических черт румынского народа, а также ни более ни менее — его язык культуры.

Речь идет о так называемой волошской теории. Согласно этой теории, в основе которой лежат не научные аргументы, а богатая фантазия авторов, совместное проживание дако-римлян со славян привело к формированию новой этнической общности, названной волохами. Под этим названием встречаются в Хронике, приписанной Нестору, знаменитой «Повести временных лет»; под несколько иным названием — влахов — они появляются в византийских хрониках.

Волошская теория превратилась в своеобразную разгадку и стала играть роль золотого ключа, помощи которого стали открывать тайны румынского народа, вдруг коренным образом изменив свой генетический код. С видом объективности, явно не свойственной данным историкам, А.М. Лазарев, Н.А. Мохов и другие не считают нужным опровергнуть так называемую балканскую миграционную теорию, которую когда-то использовали венгерские шовинисты (а ряд политических деятелей Венгрии и в настоящее время) с целью доказательства того, что расселение румын к северу от Дуная

[10]

относили к более позднему периоду по сравнению с их приходом в Паннонию, Ставиться под сомнение именно та территория, на которой румыны сформировались, облагораживали ее, строя свою карпатскую судьбу, о которой, приводя убедительные аргументы, говорил Г.И. Брэтиану. Измышления вышеназванных историков становятся очевидными, когда они пытаются утверждать, что балканская теория оказалась выгодной буржуазным националистам в XIX — начале XX вв. для предъявления исторических прав на карпатские земли. Это утверждение было сделано вопреки тому, что им была доподлинно известна реальная картина событий: именно в этот период Советский Союз и Венгрия, под прикрытием укре­пления взаимной дружбы и доверия, вели антирумынскую пропаганду, ибо претендовали на румынские территории. Эта видимость респектабельности нужна была кишиневским историкам для того чтобы могли ритуально заявить о своем неприятии и «карпатской» (автохтонной) теории, над которой нави­сали те же угрозы.

Этим и объясняется появление во лохов, явившимся соединением дако-римо-славян из которых, со временем, отделились и сформировались две юго-романские народности. А.М. Лазарев и другие пытаются убедить в том, что такому развитию способствовало старое отличие даков от гетов.

Согласно той же точке зрения, юго-романские народности отличаются между собой в зависимости от славянских групп, с которыми вошли в контакт. Узнаем, таким образом, что населявшие территорию между Восточными Карпатами, Днестром и Черным Морем славяне, — а прелесть этой теории обус­ловлена не в последнюю очередь ее географическим подтекстом — стали молдаванами. Причем, глав­ной их чертой, им присущей, является их исконное происхождение. Молдаване, по мнению упомянутых теоретиков, носят шапку и русскую рубашку, и хотя несколько похожи на валахов (другая юго-ро­манская нация), все-таки строят свои жилища в украинском стиле, их музыка очень лирична и они даже слышать не хотят о каких-то румынах.

«В буржуазной литературе 20-30-х годов, — писал Н.А. Мохов, — так же как и в некоторых зарубежных (т.е. румынских — прим авт.) утверждается будто «молдаване» являются региональным названием или политико-юридическим определением, обозначающим принадлежность к молдавскому средневековому государству, а этнонимом является-де термин «румын». Подобного рода утверждения противоречат историческим фактам и искажают реальность». Получается, таким образом, что молдаване — это не румыны, а румыны же являются валахами. Вот она — вся схема. Чтобы прийти к такого рода фундаментальным «открытиям» был создан и функционировал специальный научный совет по изучению славяно-волошских связей.

Следует с пониманием относиться к положению, в котором находились авторы. Они были вынуж­дены под жесточайшим давлением центра или же в следствии отсутствия профессиональных качеств доказывать недоказуемое. Пытаться в настоящее время отвергать наименования «румын» и «Румыния» — означает не что иное как нежелание смотреть правде в лицо. Румынская нация, сформированная на основах многовековой истории сознательными усилиями в равной степени всех ее сыновей — мунтян, молдаван, арделян — является неопровержимой исторической реальностью и для доказательства своей идентичности и реализации своей «миссии» не нуждается в чьих-либо лукавствах.

Второй момент истории на который направлена атака вышеназванных историографов является эволюция государственности румынских государств в период средневековья. Не будем касаться здесь преднамеренного искажения процесса становления румынского народа и генезиса румынских средневековых государств, к которому прибегает в особенности А.М. Лазарев. Ставя знак равенства между этими двумя процессами, он пытается убедить читателя в том что у нас неполноценная история, что для ее легитимации отсутствуют необходимые доказательства. Отсюда и его усилия протащить как можно больше двусмысленностей в отношении территории, которую он считает непокрытой. «Вранье, одно вранье», — сказал бы в этом отношении персонаж из повести «Алиса в Стране Чудес». Однако все это вранье не является полностью безосновательным. Ему отведена вполне реальная роль в сценарии мистификации. Усердно воспринятые умозаключения 60-х годов, имевшие хождение в Советской России, идеологические отбросы использовались многократно; примером тому служит газета «Правда», которая пыталась вывести на передний план направление антирумынской борьбы, оставшееся некоторое время в тени. Так, в преддверии открытия в городе Кишиневе международной конференции, посвященной проблеме аннулирования Пакта Риббентропа — Молотова и его драматических последствий для Бесса­рабии, вышеназванная московская газета опубликовала в номере от 25 июля 1991 г. статью «Взорами в

[11]

прошлое», трактовавшую события с позиций некоего адвоката, причем всей исторической Молдовы. Согласно статье, для государственности Молдовы характерны следующие этапы развития: появилась где-то в XIV в. и просуществовала до 1859 года, когда «часть Молдавского Княжества объединила Румынским государством (Валахией) и с течением времени потеряла свою идентичность».

Почти все государства континента пережили в эпоху средневековья стадию раздробленности. 1 Италия была полна городов крепостей: Венеция, Парма, Женева, Королевство двух Сицилии — это всего лишь несколько из них. Раздробленность Германии приняла такие формы, что была близка к карикатурной: проезд через ее территория являла для торговцев настоящий ад, ибо на границе каждого мелкогогосударства они вынуждены были платить таможенную пошлину. Подобным образом и Испания и на своей территории многочисленные королевства, которые находились между собой в состоянии конфликта, причем каждое из этих королевств претендовало на господство на Иверийском полуострове.

На территории России существовало многочисленное количество княжеств. В древний период, кроме Киевского государства — самого сильного среди всех остальных, — существовали также сосуда Галич, Волыния, Суздаль, Псков, Новгород и др. Раздробленность обширнейшей территории им естественные последствия — неизбежную взаимную вражду, что и предопределило слабость русских княжеств на протяжении веков.

Румынские государства пережили такой же период феодальной анархии. Однако перед угрозой порабощения, нависши над каждой из них и над всеми в равной степени со стороны выжидя¹ великих держав, княжества стали проявлять тенденции к объединению. Эта угроза возросла после того как Австрия аннексировала Буковину, а Россия, в свою очередь, выдвинула свои претензии на территорию Бессарабии. Именно в этот период появились выдающиеся политические деятели, которые были инициаторами и возглавили революционную борьбу, направленную на объединение во имя спасения: национальной идентичности народа. Отнюдь не случаен тот факт, что активными двигателями процесса выступили именно молдаване правобережья Прута, осознавшие что, в противном случае территория до Карпатских гор могла бы оказаться под русским владычеством.

Возникает вопрос: каковы же цели историков, не признающих объединение? Ведь каждый имеет право решать свою судьбу, почему же румынскому народу в этом отказано? Прекрасно понимаем, что не по душе русскоязычным: им весьма выгодно чтобы румынские государства оставались в средневековом состоянии раздробленности. В таком случае русская теория о существовании двух романских наций могла бы иметь более благоприятные шансы на успех, а возможность манипулировать одним румынским государством против другого стала бы более удобной.

Одновременно с объединением произошел переход от регионального к национальному типу государственности. Это был логический и закономерный процесс. Не ностальгию ли по средневековой государственности скрывают и другие злопамятства с очевидными современными последствиям согласно подобной логике, тот факт что в 1989 году произошло, например, объединение двух Германий должен быть осужден, а не приветствован. Или, согласно расистской логике — то что разрешено немцам, румынам в этом отказано? Однако история движется только в одном направлении — вперед и только в очень редких случаях отходит от этого единственного пути.

Характерным приемом, который используют советские историки, является неверное изображение событий прошлого, и следовательно, искажение выводов как аргументация современных политических решений. Согласно подобному видению истории, действия России изображаются как справедливые, имеющие исключительно дружественные намерения. Так, Георге Штефан якобы сам просил подданства у России, чтобы избавить народ от турецкого ига. Это не соответствует действительности, ибо пытался лишь заключить договор, направленный на расширение внешних связей Молдовы. По советской версии, Димитрие Кантемир ориентировался-де в сторону царя, ибо понял, что звезда султана стала меркнуть. И это утверждение абсурдно, так как господарь-ученый заключил с Петром Велик тактический договор.

Изображая Россию в качестве благодетельницы, естественно, что захват Бессарабии в 1812 г. оценивается как «воссоединение», «принятие в состав». Более того, названные авторы представ; акт аннексии как событие, совпадающее с желанием жителей края. Однако известно, что После русские войска заняли территорию между Прутом и Днестром, молдаване, попавшие под оккупационный режим, принуждаемые говорить на непонятном им языке, стали эмигрировать в сторону правого

[12]

берега Прута. Превращение Бессарабии в губернию ухудшило и без того тяжелую жизнь местного насе­ления, проживающего компактно во всех зонах края, на указанной территории стали поселять гагаузов, немцев, украинцев, русских. Русское господство в Бессарабии знаменовало собой период экономической и культурной стагнации. Даже культовые учреждения не избежали вмешательства новых властей, кото­рые ввели русский язык как язык богослужения во всех церквях. Действия русских властей приняли форму настоящего антирумынского геноцида, а разрушение старого уклада жизни приняло характер постоянных репрессий. А.С Пушкин, высланный в Бессарабию после неудавшегося восстания дека­бристов, описал не только иерархическую лестницу внутри огромного многонационального здания, но и характерную атмосферу, которая поддерживалась с помощью кнута и угрозы высылки в Сибирь.

Вся эта теория нужна была советским авторам для отрицания акта от 27 марта 1918 г., в результате которого, в условиях распада империи и начала революции Бессарабия решила путем голосования депутатов Сфатул Цэрий объединиться с Румынией. Этот по-настоящему переломный момент в судьбе Бессарабии и всей страны также является излюбленной мишенью критики со стороны советских исто­риков. Царь и его советники были гораздо более откровенными в своем цинизме, когда, услышав о том, что М. И. Кутузову удалось обмануть турок при помощи принца — предателя Морузи, Александр I воскликнул: «Вам удалось завоевать богатые и красивые земли». В отличие от них, советские историки являются более утонченными, используя в своем стиле перифразы. Они считают, что, так как естественная граница России проходит по Карпатам» (И.В. Сталин), то имеются все основания считать объединение 1918 года агрессией Королевской Румынии против советской власти в процессе ее стано­вления на бессарабской земле. Таким образом, румынам во всем отказано. Историческое право румын на самоопределение ставилось под сомнение еще со времен не существовавших волохов, а молдаване предпочли бы жить скорее в соседстве славян, нежели румын. Юридические акты не могли иметь какой-либо силы, поскольку, после объединения с Румынией, территория между Прутом и Днестром потеряла свою государственность. Все было сплошной напастью! Кулаки и буржуи хозяйничали здесь по своему усмотрению. Трудовой народ, которого не проконсультировали при голосовании объединения, был до­веден до жалкого существования. Сплошная эксплуатация и издевательства! Следует учесть, что подоб­ного рода оценки делались в тот период, когда сталинские репрессии достигли своего апогея, когда за самое незначительное недовольство можно было поплатиться долгими годами тюрьмы и депортацией в Сибирь.

Не избежали трактовки в сталинском духе и события преддверия второй мировой войны, в уско­рении которых Советскому Союзу принадлежит хорошо известная роль. В 1990 году Верховный Совет СССР денонсировал Пакт Риббентропа — Молотова, однако вслед за этим руководящие круги Укра­ины подвергли критике то, что, по их мнению, не что иное, как «территориальные притязания Румы­нии». Примерно в то же время издание «Гласность» писала, что в Восточной Европе каждое государство подглядывает к своему соседу: Венгрия — к Румынии, эта в свою очередь — к Украине и т.д. В самом деле, кремлевские руководители позаботились о том, чтобы повсюду посеять недоразумения, с тем что­бы никто не мог с точностью понять определения которыми оперируется и чтобы любые ссылки на реальный исторический фон казались ересью.

Обратимся, например к ультиматуму 1940 года. В ультимативных нотах, адресованных Советским Союзом Румынии, указывалось, что в 1918 году Румыния, воспользовавшись военной слабостью ее соседа, оккупировала Бессарабию, населенную преимущественно украинцами. На основе этого были выдвинуты требования, чтобы румынские войска отошли и освободили территорию, с тем, чтобы ее заняла Красная Армия, ставшая тогда уже грозной силой. Этот документ составлен в духе высокомер­ного неприятия исторической правды. В период голосования по вопросу объединения 1918 г, так назы­ваемая советская власть в Бессарабии не существовала. Бессарабия была независимой демократической республикой и именно из-за боязни стать объектом захвата со стороны Советской России попросила в начале у Румынии войска, чтобы защитить себя, а потом — и полного безусловного объединения. Следовательно, всякие ссылки на мнимую агрессию Румынии являются нелепостью. Подобным же обра­зом не имеет под собой никаких оснований и ссылка на демографический аспект. Край никогда не принадлежал Украине и доля украинцев в общей численности населения никогда не была определяю­щей. Более того, даже после четырех с лишним десятилетий советской оккупации со всеми переселения­ми, происшедшими в разные годы, этническая картина не изменилась в пользу украинского населения.

[13]

Одновременно и в тесной связи с деформацией истории, советские авторы преследовали и другую, такую же важную цель в их антирумынском сценарии. Речь идет о фальсификации фактов касающихся корней и характера языка местного, коренного населения. Сразу же после войны, а потом со все возрастающей интенсивностью в 70-80 годы, профильные организации ввели в обращение тезис о существовании независимого и сильно отличающегося от румынского молдавского языка. В сущности, вокруг этой концепции сплотились, как можно было предвидеть, все псевдоученые из Кишинева, Одессы, Киева и Москвы. Фонология, морфология и синтаксис а, в случае необходимости — и история языка — было направлено на то, чтобы доказать, что молдаванин с левого берега Прута не в состоянии понять другого, проживающего по ту сторону разделяющей реки, что литературные труды М. Садовяну написаны на другом, отличном от языка Т. Аргези или Л.Ребряну. Чтобы придать этой теории некоторое правдоподобие, прибегали к невероятной софистике. Великие творения румынской культуры были «переведены» в Кишиневе на молдавский язык, разработанный вышеуказанными псевдоученными. Переводы в ряде случаев носили весьма комичный характер, например «Несчастная записка» вместо «Утраченного письма» драматурга И.Л. Караджале. С той же целью по окончанию войны был введен кириллический алфавит, который якобы более точно соответствовал системе молдавского языка.

Фронтальная атака на национальную историю, сочетающаяся с атакой на язык и культуру преследовали строго определенную цель. Доказательством тому служит и недавно выпущенная «И рия Республики Молдова с древнейших времен до наших дней», опубликованная на русском языке под эгидой Академии Наук Республики Молдова (Кишинев, 1997). Преследуется, в сущности, русификацию румын междуречья Днестра и Прута до такой степени, чтобы через несколько поколений никто уж них не помнил своего латинского происхождения и чтобы население восприняло бы как благо господство России. Кишиневские власти осознали, что внутри страны, несмотря на их кажущуюся победу. борьба не была окончательно выиграна, а за пределами республики общественное мнение не признало легитимность их господства.

Таким образом, в русском видении румынский народ представляет собой всего лишь латинскую случайность в мире, который должен стать когда-то исключительно славянским. Царский панславизм и великорусское православие пустили пышные корни и при советском режиме. В какой-то момент казалось, что перестройка способна будет излечить эти болезни. Однако поговорка, гласящая, что государство размеров подобных России не имеет ни друзей, ни постоянных врагов, а только интересы, оказалось правдивой.

И все-таки румыны Бессарабии сумели воспользоваться «ослаблением подпруг» Москвы и начать широкое движение за национальное освобождение. Борьба за узаконение языка, за суверенитет, а потом — за независимость — способствовали формированию нового менталитета позволившего установить подлинно научную истину. Отказ от надуманных идеологических схем возвращение к документам стали главной заботой историков Республики Молдова. Кроме того, стало неизбежностью сотрудничество с коллегами из Румынии.

Настоящая работа вписывается в этот общий курс, ее авторы преследуя цель отобразить настоящую историю Бессарабии.