You are here

Влахи в византийских источниках Х-XIII вв.

Category: 

Литаврин Г.Г. Влахи в византийских источниках Х-XIII вв. // Византия и славяне. СПб., 2001.

Этнические проблемы периодически привлекают пристальное внимание широких кругов общества. На новом уровне развития гуманитарных наук поднимается заново весь комплекс вопросов, связанных с происхождением и историко-культурной эволюцией того или иного народа.

Тема данной работы — некоторые проблемы истории одного из своеобразных этнических феноменов на Балканах в центральный период средневековья, именовавшихся в византийских источниках влахами и, по мнению большинства ученых мира, являвшихся в этническом смысле почти тождественными влахам северо-дунайским — предкам, современных румын и молдаван.

Значительно уступая в численности другим народам на Балканах, среди которых они жили, влахи в течение многих веков сохраняли свою яркую этническую индивидуальность и играли постепенно усиливавшуюся роль в экономической, социальной и политической жизни средневековых государств этого региона Европы.

Помимо общих трудностей исследования проблемы этногенеза, в данном случае мы сталкиваемся с трудностью специфической: все известия источников о начальной истории влахов относятся к территории, на которой не сложилась их собственная государственно-политическая организация. Возникла она в значительном удалении от тех мест, где влахи появились впервые на арене истории, и свидетельства об их ранней судьбе в этих районах почти совершенно отсутствуют в письменных памятниках.

Вопрос о происхождении влахов сводится в конечном итоге к проблеме континуитета романской культуры в средние века на территории современных Румынии и Молдавии: сохранила ли эта культура здесь свои корни, обусловившие специфику сложившегося на данных землях этноса, или же они были выкорчеваны в эпоху переселения народов, и этногенез влахов на этой территории нужно сводить главным образом к проблеме их миграции из областей, лежавших к югу от Дуная.


131

Подавляющая масса предложенных в науке решений проблемы так или иначе соотносится с указанной альтернативой. Попытки выйти за ее пределы и найти третье решение не примирили спорящие стороны. По нашему мнению, и в дальнейшем поиски решения окажутся плодотворными не на пути полного отрицания одной из отмеченных точек зрения, а на пути преодоления их крайностей — и это направление все более усиливается в современной научной литературе.

Как всякая проблема этногенеза, она может быть решена лишь совместными усилиями ученых самой различной специализации, способных дать профессиональную оценку не только письменным свидетельствам, но и данным археологии, этнографии, лингвистики, ономастики, топонимики, гидронимики, антропологии и т. д. Сколь бы, однако, ни были важны данные упомянутых выше смежных наук для изучения вопросов этногенеза, мы убеждены, что именно письменные источники, интерпретированные историками и текстологами, останутся в этой связи и впредь одной из основных опор исследователя.

Сознание этого непреложного факта привело безвременно погибшего талантливого венгерского ученого М. Дьони к мысли о критическом комментированном издании всей совокупности письменных источников Х-ХШ вв., содержащих сведения о влахах. 2 ноября 1952 г. на заседании секции лингвистики и истории литературы Венгерской АН он доложил о проспекте трехтомного издания 177 документов этого рода.1 План М. Дьони, к сожалению, не был осуществлен. Однако его труды (труды сторонника миграционной точки зрения), посвященные проблеме происхождения влахов, заслуженно обрели статус классических в этой отрасли истории. Спустя 20 лет идея М. Дьони стала осуществляться на новой основе и в гораздо более широком плане в Румынии. Вышли первые два тома корпуса источников, охватывающих древнейший период истории земель, входивших в пределы римской провинции Дакия.2 В ближайшее время, видимо, появится третий том, относящийся непосредственно к эпохе X—XIII вв.

Предварительный комментарий письменных свидетельств о влахах мы осуществляли для уяснения следующих вопросов: 1. Содержание термина «влахи» в византийских памятниках. 2. Картография этого термина в Х-ХП вв. 3. Занятия и быт влахов. 4. Внутренняя социальная жизнь влахов в пределах их групп и общин. 5. Отношения влахов с окружающим населением и официальными властями. 6. Религия влахов и церковь. 7. Некоторые вопросы происхождения влахов.

Свое исследование начнем с пассажа из сочинения византийского полководца XI в. Кекавмена. Пассаж представляет собой пересказ, а отчасти — точную цитату из хрисовула Василия II Болгаробойца в пользу некоего Никулицы и является древнейшим точно датированным

1 М. Gyóni. Les sources byzantines de l'histoire des Roumains. — «Acta antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae», 1953, II, 1-2, p. 231-233.

1 H. M. Mihãescu, Ch. Stefan, R. Hîncu, VI. Iliescu, V. C. Popescu. Fontes Historiae Dacoromanae, I. Bucarest, 1970; II. Bucarest, 1971.


132

известием о влахах.1 В ряде исследований последнего времени ученые пришли к согласованному мнению, что Кекавмен, создавая свой нравоучительный труд, использовал личные архивы двух или трех семей фессалийских магнатов (Кекавменов, Никулиц и Дельфинов), включавшие подлинники документов, вышедших из константинопольской правительственной канцелярии.2 Специфические задачи труда Кекавмена, приводящего факты и разного рода эпизоды лишь в качестве примеров к своим поучительным сентенциям, исключали, кажется, необходимость в сознательной и серьезной фальсификации этого иллюстративного материала.

Упомянутый пассаж из сочинения Кекавмена приведем здесь полностью.

«Весьма полезно для Романии, государь, — пишет Кекавмен, обращаясь к императору, — не оказывать чести иноплеменникам, ставя их на высокие посты. Если они будут служить за одежду и хлеб, знай, что будут исполнять службу верно и преданно, посматривая на длань твою и ожидая нескольких номисм и хлеба. А когда ты удостоишь иноплеменника более высоким титулом, чем титул спафарокандидата, с того момента он будет небрежен и перестанет служить тебе верно. Я расскажу, а ты послушай, государь, как при разных обстоятельствах приходили иноплеменники к царствовавшим до тебя — и к багрянородному Василию, и к его отцу, и к деду, и к прадеду и так далее. Да что я поминаю старых (василевсов)? Ни Роман Аргиропул, ни другой кто из блаженных василевсов не возвышали франка или варяга в достоинство патрикия, не давали приказа возвести кого-нибудь из иноплеменников в ииаты или стратофилаки. В лучшем случае иногда кто-нибудь из них становился спафарием. Все они служили за хлеб и одежду, и процветала Романия. Расскажу твоей царственности кое-что в качестве примера. Мой дед Никулица, немало потрудившись для Романии, стал ду-кой Эллады в награду от самодержцев за верность. Власть эту он получил пожизненно посредством выдачи хрисовула, как и доместикат экскувитов Эллады. Но вот прибыл один, по имени Петр, племянник василевса Франкии, к блаженному василевсу Василию на четвертом году его царствования. И василевс удостоил его титула спафария, поставив его доместиком экскувитов Эллады. А деду моему василевс написал: "Да будет тебе известно, вест, что прибыл на службу к моей царственности Петр, родной племянник короля германцев, и, как он говорит, решил жить и умереть рабом моей царственности. Поверив

1 На важность счастливого совпадения в данном случае времени записи этого документального известия и времени освещаемых в нем событий указывал еще М. Дьони (М. Gyóni. L'oeuvre de Kekaumenos source de l'histoire roumaine. — «Revued'histoire comparée», 23 année. N. S., t. Ill, № 1-4. Budapest, 1945, p. 152-153).

2 P. Lcmerle. Prolégomènes á une edition critique et commentée de «Conseils et récits» de Kékaumènos. Bruxelles, 1960, p. 68-73; J. Ферлуга. Кекавмен и ньегови извори. — «Зборник филозофског факултета», VII, I, 1963, с. 193-195; «Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века». Подготовка текста, введение, перевод и комментарий Г. Г. Литаврина. М., 1972, с. 39-49.


133

в его искренность, моя царственность не позволила выдвинуть его в стратиги, чтобы не унизить ромеев, а поставила его доместиком подчиненных тебе экскувитов. Однако узнав, что ты получил эту должность от моего отца через хрисовул, моя царственность дарует тебе вместо экскувитов начальство над влахами Эллады". Видишь, какую проявил осторожность багрянородный по отношению к иноплеменнику, хотя он был тогда василевс».1

Четвертый год правления Василия II — это время с 10 января 979 г. по 10 января 980 г.

Второе (а возможно, даже первое по хронологической последовательности событий) известие о влахах принадлежит Иоанну Скилице, византийскому автору конца XI столетия. В промежуток между 976 и 980 гг. (более ранняя дата из этих пяти лет нам представляется вероятнее) один из четырех комитопулов, возглавивших возрожденное Первое Болгарское царство, старший из братьев — Давид, «погиб тотчас, убитый между Касторией и Преспой, в так называемых Прекрасных Дубах, некими влахами-путниками».2

Начиная с этих свидетельств вплоть до конца XIII столетия термин «влахи» в византийских источниках упоминается неизменно наравне с прочими этнонимами. Известно, сколь сложно содержание этнонимов в средневековых, в том числе византийских памятниках: они нередко заключали в себе указание не только на этническую специфику народа, но и на преобладающий род его занятий, территорию обитания, политическую организацию, религиозную принадлежность и т. д. Учитывая это, можно сказать, что в известном смысле собственно «этнический аспект» термина «влахи» был присущ ему даже в несколько большей степени, чем, например, употреблявшимся в тех же памятниках этнонимам «ромеи» или «болгары»: в содержание понятия «влах»* не входило представление об определенной, строго очерченной территории, как и об особом государственном объединении, этническое наименование большинства подданных которого могло быть перенесено и на иные этнические группы в его пределах.

К сожалению, конкретное содержание термина «влахи» в византийских источниках раскрывается лишь в упоминаниях об особенностях хозяйственной деятельности и быта влахов и в указаниях на их тесные взаимные связи. Ни в одном документе той эпохи не говорится непосредственно о каких-либо языковых или антропологических отличиях влахов от других народов Балкан. Несомненный намек на их языковую специфику содержится лишь в беглом замечании ученого византийца XII в. Иоанна Киннама, что согласно некоей устной традиции,

1 Советы и рассказы..., с. 278, 23-282.5. Подробный анализ этого известия см. здесь же, с. 580 и ел.

2 Georgìus Cedrenus. Joannis Scylitzes opera, II. Bonnae, 1839, p. 435.13-15. (Далее — Cedr.) Мы вносим в текст поправку (eíç — «в» вместо кш — «и» после слова «Преспой»), основываясь на «Добавлениях» Михаила Девольского (В. Prokic. Die Zusätze in den Handschrif t des Johannes Scylitzes. München, 1906, S. 28).


134

предки влахов некогда переселились из Италии.1 Свидетельство Никиты Хониата об особом «влашском» языке (на этом языке один из пленных византийцев просил царя болгар Асеня отпустить его ради «еди-ноязычия») не является бесспорным: Хониат мог иметь в виду и не собственно влашский, а болгарский язык.2

Тем не менее мы считаем совершенно верным вывод М. Дьони, что ни одно известие о влахах вплоть до конца XIII в. не дает оснований к тому, чтобы усматривать в этом термине указание не на определенную этническую группу на Балканах, а лишь на слой населения, занятого по преимуществу специфическим, кочевым или полукочевым, скотоводством.3 Выходцы из среды влахов оставались, как мы увидим, «влахами» и тогда, когда они превращались в видных горожан.

Единственный раз (у Анны Комнины) между понятиями «влахи» и «кочевники» поставлен знак равенства (кочевников, пишет она, «в просторечии называют влахами»).1 Как показал М. Дьони в специальной работе, Анна допустила небрежность: она хотела сказать, что влахи — кочевой народ, а отнюдь не то, что любые кочевники — влахи; что именно их, а не всех кочевников было приказано призвать в войско. Далее она, обращаясь к официальным документам, использует этот термин в его точном этническом значении наравне с другими этнонимами.5

В ряде источников конца ХИ-начала XIII в. наблюдается своего рода «экспансия» наименования «влахи»: оно многократно употреблено по отношению ко всему населению забалканской Болгарии. В настоящее время можно считать доказанным и признанным большинством ученых, что временное исчезновение или редкость употребления термина «болгары» применительно к этой территории объясняется особенностями политического мышления византийцев. За время византийского господства в Болгарии в византийской литературе возникла прочная традиция называть «болгарами» лишь обитателей катепаната «Болгария» и архиепископии «Болгария», охватывавших в основном только западные и юго-западные районы бывшего Болгарского государства. Восстание населения Северо-Восточной Болгарии в 1185 г., носившей со времени ее завоевания византийцами иные административные наименования, обусловило распространение «учеными» хронистами и риторами одного из характерных для данной территории этнонимов на все население забалканской Болгарии.6 Вы-

1Joannis Clnnami epitome rerum... Bonnae, 1836, p. 260-9. (Далее — Cinn.). 1 Nicetae Choniatae Historia. Bonnae, 1835, p. 617. (Далее — Nic. Chon.).

3 M. Gyóni. Le nom de ßXúxoi dans l'Alexiade d'Anne Comnène. — BZ, 44, 1951, S. 244-245.

4 Анна Комнина. Алексиада. Вступит, статья, перевод, комментарий Я.Н.Любарского. М., 1965, с. 232.

5 Там же, с. 267-268; М. Gyóni. Le nom..., p. 244.

" Г. Г. Литаврин. Болгария и Византия в XI-XII вв. М., 1960, с. 431-436; И. В.Дуичев. Рецензия иа: Henri de Valenciennes. Histoire de l'empereur Henri de Constantinople, publié par J. Longon, 1948. «Byzantinoslavica», XV, 1951, p. 260; П. Петров. Принос към историята на средновековна Вългария във ос-


135

бор именно этого этнонима (влахи) можно объяснить, вероятно, тем, что как раз влахи играли после болгар наиболее заметную роль в восстании и именно с ними византийским карательным экспедициям пришлось столкнуться в первую очередь. Видимо, влашское население преобладало в районе Балканского хребта, отделявшего от империи восставшую провинцию. Вряд ли случайно, что после того как новое государство упрочилось и его правители объявили себя официально преемниками власти бывших болгарских царей, а свою страну Болгарией, термин «влахи», как главный для определения населения этих мест, исчез со страниц византийских хронографов, вытесненный термином «болгары». В частности, этот этноним безраздельно господствует по отношению к забалканской Болгарии уже у непосредственного продолжателя исторического труда Никиты Хониата — Георгия Акрополита, а также и у Георгия Пахимера.

Не имея намерения выходить за пределы указанного в заголовке периода, мы хотели бы все-таки сказать несколько слов о судьбе термина «влахи»1 в XIV-XV столетиях. Уже Д. Ангелов указал на случаи, когда термин «влахи» переносится в источниках XIV в., относящихся к Северной и Средней Македонии и к Эпиру, на представителей иных этнических групп, если они занимались преимущественно перегонным скотоводством.2 Применительно к землям сербо-хорватов подобная эволюция термина «влахи» особенно детально прослежена в последние годы югославскими историками.3 Приводимые при этом свидетельства о постепенном (особенно с середины XIV в.) исчезновении конкретного этнического содержания в понятии «влахи» бесспорны, хотя не представляются убедительными такие аргументы, как ссылки на личные славянские имена «влахов», славянские названия их поселений, на примеры противопоставления в источниках «влахов» любым оседлым жителям, в частности земледельцам, на отсутствие упоминаний о месте жительства «влахов», которых сербские государи дарили монастырям и т. п.

Подобного рода доказательства мы могли бы отыскать в изобилии и для того, например, чтобы обосновать тезис о полной ассимиляции болгар\(их личные имена и названия многих сел и городов — греческие,

нова на хрониката на Хенрих дьо Валансиен от Кирил Ис. Жуглев. — «Го-дишник на Софийский университет. Ист.-филол. факултет», т. 26, 1950. — ИП, 1952, №№ 4-5, с. 535.

1 Об этимологии и происхождении самого термина см., например: S.Mangiuca. Walach oder Vlach. — «Romanische Revue», I. H. V. Jahrgang. Wien, 1889, S. 214-225; H. Mihqescu. Influența greceaca asupra romfne pîna in secolul XV-lea. Bucarest, 1966.

2 Д. Ангелов. За зависимото население в Македония през XIV в. — ИП,1957, № 1, с. 56-57; Его же. Аграрните отношения в Северна и Средне
Македония през XIV в. София, 1958, с. 103-105.

3 М. С. ФилиповиИ. Структура и организации а средн>овековног катуна. — Научно друштво СР. Босне и Херцоговине». Посебна издакьа, П. Одельенье*истори^ско-филолошких наука, I. Симпозиум о средн>евековном катуну. Одржан 24 и 25 новембра 1961 г. Capajeso, 1963, с. 50-58.


136

болгар также дарили монастырям и нередко без упоминания о месте жительства и т. д.).1 Мы готовы согласиться с тем, что понятие «влахи», как сугубо этническое, стало замутняться в XIV в. в балканских государствах, что оно переносилось (особенно турками) и на других скотоводов, независимо от их этнической принадлежности. Мы не убеждены, однако, в том, что в XIV в. некоторая эволюция термина находилась в полном соответствии с процессом ассимиляции влахов и что большинство их в это время уже не представляли особой этнической категории.

Осуществив картографирование известий о влахах отдельно для X, XI и XII вв., мы пришли к выводу, что гипотеза о постепенном учащении употребления названия влахи» в течение XI—XII вв. в направлении с запада на восток и с юга на север полуострова как об обстоятельстве, отражающем подлинное положение дел в нарастании социально-политической роли влахов2 или в увеличении их численности в отмеченном направлении, не может быть признана убедительной.

Во-первых, это учащение окажется не столь существенным, если за единицу подсчета брать не арифметическую сумму упоминаний термина «влахи», а число документов, где он употреблен, или число авторов, придерживавшихся на этот счет того или иного обыкновения. Во-вторых, подобного рода возрастание частоты упоминаний о влахах характерно и для прочих районов полуострова в силу простого увеличения материала источников по каждому более позднему периоду. В-третьих, подсчеты и их результаты находятся в зависимости от произвольного деления избираемых для сопоставления периодов. В-четвертых, не была учтена упомянутая выше «экспансия» понятия «влахи» в источниках, относящихся к 1185-1210 гг., и не было принято во внимание, что количество сохранившегося документального материала от разных районов полуострова весьма различно, зачастую в силу простой случайности.

По-прежнему, на наш взгляд, решающим останется емкость и содержательность самих свидетельств, независимо от их обилия или скудости для того или иного района Балканского полуострова.

Лишь два приведенных нами выше известия касаются событий X в. и относятся к западным областям Балканского полуострова. Едва ли мы можем на этом основании сделать бесспорные выводы о большей плотности влашского населения именно в этих местах (Македония и Северная Греция): первое свидетельство сохранилось как цитата из документов в случайно уцелевшем сочинении уроженца той облас-

1 Ст. CmaHojeeuh. Лична имена и народност у Србщи средн>ега века. — ужнословенски филолог», VIII. Београд, 1928-1929, с. 151-154.

2 Е. Stðnescu. Byzantinovlachica, I: Les vlaques à la fin du Xе siècle — debut du XIе et la restauration de la domination byzantine dans la peninsule balkanique. — «Revue des etudes sud-est européennes», VI, 3, 1968, p. 432-433;
E. Stãnescu. Les «mixobarbares» des Bas-Danube au XIе siècle (Quelques problèmes de la terminologie des textes). — «Nouvelles etudes d'histoire», III; Congres de Vienne 1965. Bucarest, 1965, p. 51, n. 34.


137

ти, о которой там говорится (Эллада), тогда как для восточных и северных районов Балкан, исключая лишь столицу империи, от того времени не дошло ни одного документа правительственной канцелярии; второе известие заключено в том пассаже хронографа Скилицы, в котором особенно подробно — в силу их важности — повествуется о событиях второй половины 70-х годов X в. именно в Македонии.

Что касается XI-XIII столетий, то какая-либо разница в частоте упоминаний о влахах на востоке и на западе полуострова столь труд нозаметна, что на ее основе мы не можем составить представлений об отличиях в плотности влашского населения там и тут. Помимо Эпира, Македонии, Фессалии, полуострова Халкидика и Северо-Восточной Болгарии, влахи упомянуты также в районе нижнего течения
р. Марица1 и как жители самого Балканского хребта. Относительно последнего известия стоит заметить, что говоря о событиях 1094 г., Анна Комнина называет этих влахов на Геме как давних местных жителей, отлично знающих горные тропы через хребет, по которым они тайно провели войска Лжедиогена.2

Особого внимания заслуживают свидетельства Иоанна Киннама и Никиты Хониата, касающиеся событий середины и второй половины XII в. на обоих берегах Нижнего Дуная. По сообщению Киннама, в 1148 г. Мануил I Комнин совершил почти без предварительной подготовки быстрый поход против половцев на левый берег Дуная. Они только что разграбили несколько провинций империи и к моменту появления императора на берегу Дуная уже успели переправиться на его левый берег. Мануил решил напасть на их лагерь. Приказав соорудить легкую переправу из скрепленных между собой однодеревок, император переправил свое войско, и византийцы, перейдя еще две реки и «преодолев довольно значительное пространство, дошли вплоть до горы Тенуорм, лежащей близ пределов земли тавроскифской». Найдя здесь брошенный половцами лагерь, они стали преследовать их и в середине дня настигли, произведя жесточайшее избиение.3

Мы не будем останавливаться на спорах относительно локализации событий: это известие необходимо для наших целей в связи с другим. В 1166 г., ведя упорные войны с венграми, Мануил I решил нанести им удар с неожиданной стороны. Он отправил протостратора

1 Typicon du monastère de la Kosmosotira près d'Aenos. — ИРАИК, XIII, 1908, c. 52. В этом типике упомянуто владение монастыря Богородицы Космосо-тиры по названию «Спаситель влахов» (оЕсоттр т. ßXáxrav). По мнению В. Тыпковой Заимовой, этот топоним свидетельствует о наличии в этих местах влахов (V. Tãpkova-Zaimova. Les noms de lieux dans le Typicon du monastère de la Kosmosotira. — «Балканско езикознание», II, София, I960, с. 126-127). Внедавно опубликованном фрагменте налоговой описи XIII в. упомянут участокпо названию «Никифор Влах» в окрестностях Афин (£. Э. Гранстрем, И. П. Медведев. Рукописные материалы по аграрной истории Византии в собраниях Ленинграда. «Археографический ежегодник за 1968 г.», М., 1970, с. 346).

2 Анна Комнина, с. 268.

3 Cinn. Op. cit., p. 94-95.


138

Алексея с войском к берегу Дуная (к тем местам, откуда вторгался обычно во владения венгров), чтобы отвлечь внимание врага. «Льву же некоему по прозвищу Ватац, — продолжает Киннам, — ведущему из другого места (ítcpcoBev) иное крупное войско и большое полчище влахов, о которых говорят, что они некогда были переселенцами из Италии, повелел вторгнуться в землю гуннов из мест у понта, называемого Эвксинским, откуда никто никогда во все времена не совершил на них набега».1 Поход Ватаца был весьма удачен. Император решил закрепить успех, снова отправив войско «напасть сверху откуда-то на гуннов, живущих рядом с землей тавроскифов». На этот раз войско вел Иоанн Дука. Быстро преодолев труднопроходимые места, он разорил и опустошил земли венгров.2

Мы считаем, что более правы те исследователи, которые усматривали во влахах Ватаца не жителей левобережья Дуная, привлеченных к походу византийского полководца, а влахов, набранных в войско в областях империи, лежащих к югу от этой реки. Эта точка зрения, кажется, начинает побеждать и в румынской историографии наших дней. Таково, в частности, мнениеги Д. Нэстурела, и Е. Стэнес-ку.3 В качестве дополнительного аргумента в пользу этого вывода укажем на слово CTj-pcoôev — «из другого места»: речь идет о том, что каждый из полководцев в соответствии с приказом императора вел войска к местам сбора, а затем василевс давал каждому из них особое задание. Такое набранное в другой провинции войско вел и Ватац, который затем был послан за Дунай.

Д. Моравчик опубликовал неизданное стихотворение анонимного автора, современника событий, согласно которому Иоанн Дука вторгся в землю венгров не близ Тавроскифии, а непосредственно против Видина.4 Заслуживает внимания догадка Д. Нэстурела, что ошибка Киннама состоит лишь в том, что он увлекся аналогией этих двух походов за Дунай и приписал Иоанну Дуке тот же путь, которым ранее шел Ватац.5

В составе войск Мануила, воевавших с венграми, влахи упомянуты лишь один раз в походе на левый берег Дуная. Д. Нэстурел полагает, что причиной этого были особые условия похода через горы (Кар-

1 Cinn. Op. cit., p. 260.3-12: Лέоντα 6ε τινα Виτάζην сπίкλησιν έτέрωδεν στрάтει>μ(ΐ έπиγόμеνоν αλλо te συχνόν кα'ι όή киΐ βλάχων πоλϋν оμιλоν, оί τών έξ Чταλίсίς цπоιкоΐ πάλαΐ είνш λέγоντцι, έк ΐών прός τφ Еύξείνср кαλоυμένсо πόντφ χωрίων έμβαλεΐν έкέλευσενε(ς тήν Oúwikiív, оθεν оύδε'ις оύσέπоτε τоΰ π«νΐ<)ς иίώνоς έπέδриμε τоύτоις.

2 Ibidem, p. 260, 12-261.5.

3 P. S. Năsturel. Valaqites, Coumnns et Byzantins sous le règne de Manuel Comnènc. — «Вυζиντινи», I. Thessalonike, 1969, p. 175-176; E. Stãnescu. Byzance et les Pays Roumains aux IXC-XIC siècles. — Congrès international des etudes byzantines. Bucarest, 6-12 septembre 1971. Rapports, IV. Bucarest, 1971, p. 22.

1Gy. Moravcsik. Σημсιώвслς ):ίς ιй кαλλιτсχνιкй μνημεΐα too оύγγроβυζиνпνών σχέоεων. — «Хирιστήрюν είς К. Όрλиνδоν, I, 1964, σ. 28-29. sP. S. Năsturel. Op. cit., p. 179.


139

паты), требовавшего специфических навыков, и влахи составили нечто вроде «альпийского корпуса».1 Более естественным нам кажется другое объяснение, ибо в горы Сербии Мануил ходил не раз, и влахи там почему-то не понадобились: Мануил сосредоточил влашские контингенты для похода Ватаца с той целью, чтобы его воины, имея языковой контакт с местным населением на левом берегу Дуная, в районах, малознакомых византийцам, легче и успешнее справились с поставленной перед ними задачей.

Подтверждение этой мысли мы усмотрели бы в свидетельстве Никиты Хониата, представляющем для наших целей особый интерес. Рассказывая о заговорах двоюродного брата Мануила I Андроника Комнина, стремившегося овладеть престолом, и о провале этих попыток, историк сообщает о неудавшемся бегстве Андроника из константинопольской тюрьмы в 1164 г. в Галицкую Русь. «Но когда Андроник, — пишет Хониат, — перестал опасаться, поскольку уже избежал рук преследователей и достиг пределов Галиции, в которую, как в спасительное убежище стремился, тогда-то он и попал в тенета ловцов. А именно: схваченный влахами, до которых еще ранее докатилась молва о его бегстве, он был отведен снова назад к василевсу».2

Этот известный отрывок подвергся бесчисленному количеству толкований. Среди его комментаторов и интерпретаторов находились крупнейшие ученые, мнения которых разделились: одни считали, что влахи схватили Андроника еще на правом, южном, берегу Дуная (границы империи достигали только Дуная, а границы Галиции начинались уже на левом его берегу, там никто не мог бы арестовать Андроника, если бы он миновал пограничную стражу);3 другие полагали, что беглец был пойман на левом берегу. Мы присоединяемся к последней точке зрения: приведенный выше текст, как нам кажется, в большей мере поддается такой интерпретации.

Согласно уже приводившимся известиям Киннама, византийцы были редкими гостями на левом берегу реки: их пограничные гарнизоны в эту эпоху напряженных войн с венграми и половцами стояли в укреплениях по правому берегу, и, разумеется, они в первую очередь должны были получить срочный приказ о задержании преступника. Андроник мог перестать опасаться, лишь миновав пограничные дозоры. Галицкая Русь к тому же, видимо, не имела непосредственно у реки прочных владений: бесспорных известий об этом нет. /Войска Мануила преследовали половцев в течение полудня и лишь тогда оказались «близ пределов земли тавроскифской». Между империей и Русью лежала полоса, где хозяйничали половцы и, как мы думаем, местные влахи. Суть вопроса для нас и сводится к тому,

1 P. S. Năsturel. Op. cit., p. 179.

2 Nic. Chon. Op. cit., p. 171.

3 См., например, аргументацию Э. Франчеса: Е. Frances. Les relations russo-byzantines au XIF siècle et la domination de Galicie au Bas-Danube. — BS, XX, I, 1959, p. 59-60.


140

чтобы определить, кто были эти влахи: сторожевые ли воины империи, посланные на левый берег, представители ли власти местных вассальных империи топархов или попросту влашские жители, населявшие районы на левом берегу Дуная и схватившие Андроника в надежде на щедрую награду за его поимку (весть об обещанной награде действительно достигла их еще до появления самого беглеца)?

Не исключен любой из трех вариантов, и мы не берем на себя смелость отдать какому-нибудь из них решительное предпочтение.

К ряду этих свидетельств, позволяющих допустить мысль о влашском населении на левом берегу нижнего Дуная уже к середине XII в., мы отнесли бы известие Никиты Хониата о том, что в 1199 г. куманы вторглись на Балканы, «вместе с отрядом (noípaç) влахов переправившись через Истр», и затем приняли участие в войнах болгарского царя Калояна против империи.1 Это сообщение легко поставить под сомнение, ибо именно Хониат употребляет сплошь и рядом термин «влахи то для определения отличного от болгар народа, то для указания на все население Второго Болгарского царства. Однако какие же это болгары, отряд которых мог прийти с половцами с левого берега реки?

Нам известно, что сторонники миграционной теории уделяли приведенным известиям Киннама и Хониата достаточное внимание и нашли их отнюдь не бесспорными. Но мы не обнаружили никаких, даже самых спорных, свидетельств о каком-либо значительном переселении влахов в XII в. на левый берег Дуная, в районы, где их ранее будто бы не было или было очень мало.

Переходя к вопросу о занятиях и быте влахов, вновь обратимся к одному из самых важных источников — сочинению того же Кекавмена.

Фессалийский магнат Никулица Дельфин, живущий в Лариссе и, возможно, бывший стратигом этого города, старался всячески расстроить созревший здесь в 1066 г. план восстания против налогового гнета правительства Константина X Дуки. Инсургенты намеревались поставить Никулицу во главе повстанческого войска и, наконец, добились от него согласия, хотя он решил предпринять еще одну попытку не допустить восстания и «старался по возможности отвратить их от того, на чем они все сошлись. А они назначили назавтра свое совещание в доме Веривоя Влаха. Когда они объявили влахам: "Про-тоспафарий Никулица Дельфин также примкнул к нашему замыслу" (он был тогда протоспафарием), все были очень обрадованы и хотели идти к нему. Но Никулица, не желая этого, опередил их и сам прибыл туда, где находились совещавшиеся. Когда они внезапно увидели Никулицу, то вскочили и раболепно встретили его, а когда он спешился, то приветствовали его и, окружив, говорили ему^'Ты наш отец и повелитель. Без тебя мы не хотим ничего делать, потому что это нечестно. Так как ты явился, то скажи нам об этом замысле — что мы должны делать?". Никулица ответил им: "Нехорошо все это. Прежде всего мы станем перечить Богу, сделав его своим врагом,

1Nic. Ciion. Op. cit., p. 663.


141

а затем — василевсу, который, конечно, может двинуть против нас много иноплеменных народов и уничтожить нас. Кроме того, уже июнь месяц. Как мы станем жать хлеб, если случится волнение?" Говорил он и влахам: "Где теперь ваш скот и ваши жены?" Те ответили: "В горах Болгарии". Таково ведь у них обыкновение, что скот влахов1 и семьи от апреля месяца вплоть до сентября находятся на вершинах гор и в самых прохладных местах. "Разве, — продолжал Никулица, — не разграбят его тамошние жители, которые, конечно, держат сторону ва-силевса?" Слушавших его влахов убедили его слова, и они заявили: "Мы от такого совета не уходим и принимаем это". Впрочем, оставив все, они принялись обедать». Через несколько часов влахи, однако, решились на восстание вместе с местными болгарами, поддавшись увещаниям лариссян.2

Итак, согласно точному смыслу этого известия, влахи не жали хлеб, их главным имуществом был скот. По более поздним свидетельствам известно, что это были прежде всего овцы, затем лошади, хотя разводили влахи также и ослов, коз, крупный рогатый скот.3 Многие исследователи, даже такой крупный знаток проблемы, каким был М. Дьо-ни, полагали, что влахи — подлинно пастушеский, кочевой народ, часто менявший как трассы сезонных кочевий, так и районы летних и зимних становищ, воздвигая себе осенью каждый раз новые жилища, чтобы весной навсегда забросить их.1 В отношении приведенного нами сообщения М. Дьони заметил, что в данном случае мужчины остались до июня в Фессалийской равнине только потому, что должны были принять участие в предполагавшемся восстании.5

Оба эти вывода поддержал и Я. Ферлуга.6 Однако М. Филипович справедливо указал на то, что дело обстояло гораздо сложнее. Во всяком случае неверно представлять влахов даже X-XI вв. кочевым народом — далеко не всех их можно определить и как полукочевников: трассы их сезонных кочевий и зимних стоянок были, как правило,

1 В рукописи — «скот болгар» (та xcov BouÄ/yàpíüv icti'iva), что уже первые издатели и большинство исследователей считали явной ошибкой переписчика. Лишь Е. Стэнеску предложил недавно не исправлять текст в этом месте, предполагая возможность существования совместных стад болгар и влахов (£. Stãnescu. Byzantinovlachica, p. 417-418, п. 40). Однако это допущение противоречит, по нашему мнению, всем смысловым акцентам в данной фразе.

2 Советы и рассказы..., с. 256.18-258.24.

* J. Трифуноски. Географске карактеристике средневековних катуна. — Научно друшто ... Симпозиум», с. 37; Рад. Ивановип. Дечански катуни. — Историски часопис», III. Веоград, 1952, с. 258.

4 М. Gyóni. La transhumance des Vlaques balkaniques au Moyen Age. — BS, XII, 1951, p. 39-40. Автор отмечает, что сведения о подобном скотоводстве с сезонными перегопами стад у фрако-иллирийцев восходят к гомеровской эпохе.

5 М. Gyóni. L'oeuvre..., p. 140. М. Gyóni. La transhumance..., p. 34.

6 Византийски извори за исторщу народа Лугославизе, III. Београд, 1966, с. 214-215, бел. 67, 71.


142

традиционными.1 Всюду, где позволили условия, влахи стремились, сокращая тяготы своего труда, укоротить амплитуду сезонных передвижений и вернуться осенью к своим готовим зимним хижинам и лежащим в долинах пастбищам.

Кекпвмен далее сообщает, что прежде чем повстанческое войско Никулицы двинулось на север, к границам фем Болгарии и Фессалоника, он побывал в долине реки Плирис (ныне Блиури, правый приток Пенея). «Она протекает посреди области влахов, разделяя ее пополам. Став там лагерем, он собрал живущих в тех местах поблизости влахов и болгар, и к нему стеклось большое войско».2

М. Дьони считая этих влахов, живущих в долине, несомненно оседлым земледельческим населением, обосновавшимся здесь на опустошенных Самуилом во время болгаро-византийских войн территориях и перешедшим к земледельческому быту Наличие постоянных зимовищ свидетельствует, но мнению ученого, о переходе влахов к оседлой жизни.'1 Отчасти эти выводы, видимо, верны, но и в долине Плириса отнюдь не все влахи могли стать земледельцами, и постоянные традиционные зимовища — еще не доказательство оседлого земледельческого быта.

Югославские историки отмечают существование влашских катунов (общин и поселений) нескольких типов, характер которых определялся природными условиями местности и социальным статусом
влахов. Помимо групп катунов, население которых совершало значительные переходы до летних пастбищ в горах и возвращалось на зимовища в долинах и приморских областях (влахи Пинда и ныне стремятся зимовать поблизости от берега моря, где зимы значительно мягче),5 имелись катуны с постоянными зимовищами, не выходив шие за пределы горных районов, а также катуны-, расположенные у подножий горных массивов и также обладавшие здесь постоянными зимовнщами-селами. Ареал летних кочевий катунов двух последних типов был значительно меньше (горы находились рядом); катуны, имевшие зимовища у подножий гор, обнаружили (в XIV в.!) в сербовхорватских областях особенно заметную тенденцию к превращению в обычные земледельческие поселения, но катунов этого типа было меньшинство."

1М. ФилиповиЬ.. Указ. соч., с. 51 ел. и,его же выступление в дискуссии по докладу Трифуноского (см.: J. Трифуноски. Указ. соч., с. 40).

2 Советы и рассказы..., с. 260.1-9.

3М. Gyóni. L'oeuvre..., p. 142.

4М.Дьони. Влахи Барийской летописи* — «Acta -antiqua», I, 1-2, 1951, p. 244.

5 См. очерки голландского этнографа, побывавшей несколько лет назад в поселениях влахов Пинда: Thérèse Carolus-Barré. Chez Ies Vlaques du Piade. — Revue des etudes sucí-est europeemics», VI, 4, t968, p. 671-672; J. Трифуноски. Указ.,"работа, с. 37: М. Gijoni. Les Vlaques/flu Mont Athos au debut du XIIе sièole. — «Etudes slaves et Rouinaines», I/l, 1948, p. 40.

6j. Трифуноски. Указ. работа, с. 36/-38.


143

Говоря о процессе превращения влахов в оседлых поселенцев, следует, видимо, делать акцент не на факте обитания какой-то части влашской группы в месте зимовищ в течение всего года, а на роде их замятий. Превращение влахов в оседлых жителей не всегда означало, что они одновременно все превратились в земледельцев. Вряд ли, в отличие от М. Дьони, следует всюду, где речь идет о селах влахов, подразумевать земледельческие влашские поселения.

Сведения о постоянных влашских селах идут через XI-XIII вв. непрерывно. Неясно, однако, были ли они совсем пусты в течение полугода (весной и летом) или полупусты; были ли это поселения исключительно влашские или смешанные. Несомненно, именно постоянные влашские поселения в долине Плириса имеет в виду Кекав-мен в приведенном выше свидетельстве, причем поселения на плодородной равнине.1 Села эти лежали по соседству с болгарскими, как пишет Кекавмен, и греческими и были, вероятно, как исключительно влашскими, так и смешанными. Под 1083 г. Анна Комнина упоминает «влашское местечкоs Эзеву в западной части фессалийской долины.2 Если это наименование — собственно влашское, то любопытно отметить, что с XI в. к северу от Халкидики существовало поселение со сходным названием (Эзевы или Эзивы), являвшееся вместе со Стефанианой главными пунктами местной епископии и часто упоминавшееся в актах XIV столетия.3 Древнейшим из сохранившихся

1 Д. Ангелов (Аграрните отношения..., с. 104-106) указывает на фессалий-ских влахов как на исключение в массе кочевых влахов. Он ссылается на упоминание в грамоте Константина Деяновича (последняя четверть XIV в.) запустевшего села Настрои, «где власи сидели», как на доказательство того, что и в этом столетии влахи порой обретали оседлость лишь временно. Вполне вероятно, что случаи такого рода имели место и в это время, однако аргумент со ссылкой на село Настрои недостаточен: как показала в специальной работе Э. Антониадис-Вибику, и в XI в. и позже на Балканах было немало чисто греческих и славянских сел, заброшенных жителями (Н. Antoniadis-Bibicou. Villages dêsertées en Grèce. Un bilan provisoire. — «Villages désertees et l'histoire économique, XP-XVIIe siècles. Paris, 1965, p. 343-407). Э. Вернер также считает лишь фессаЛийских влахов некочевыми, поскольку осенью они стремились вернуться к cboijM обычным зимовищам (25. Werner. Yuruken und Wlachen. — «Wissenschaftkche Zeitschrift des Karl-Marx-Universitat. Leipzig, 15, Jahrgang, 1966. GesePáchafts- und Sprachwissenschaftliche Reihe. Heft 3. S. 475). Подобной точки^зрения придерживается и Г. Цанкова-Петкова (За аграрните отношения а средновековна България, XI-XIII вв. София, 1964, с, 131).

гАнна Комнина, с. 166. Попытку локализации села предпринял М. Дьони идентифицировав его с современным Незеро (Эзеро) близ горы Осса {M.Gyóni. Egy vlach falu neve Anna Komnene Alexiasában. — «Egyetemes /Philologiai Közlòny», 71, 1948). Г. Сулис счел эту локализацию удовлетвори-/ тельной (G. С. Soulis. The Thessalian Vlacha — ЗРВИ, 8/1, 1963, p. 271). Однако Осса находится к северо-востоку от Лариссы, текст же Анны, как нам представляется, позволяет заключить, что Эзева лежала на пути Алексея I от Лариссы к Триккалам, как это подчеркнул сам М. Дьони в другой своей работе (М. Gyoni. L'oeuvre..., p. 141-142).

3 См., например, Actes d'Esphigmenou. BB, XII, 1906. Приложение, акт от 1358 г., с. 34.4-5,36.49; акт от 1359 г., с. 36.8.


144

топонимов влашского происхождения считают сейчас название Ki(.ißaXóyyoç (транскрипция влашского «Кымпулунг»),1 местность в долине Струмы близ горы Беласица, упомянутую Скилицей в связи с событиями лета 1014 г.2 Видимо, уже в то время здесь имелись постоянные влашские поселения. В феме Моглен, на горах Кожух и Кравица, пасли в 1184 г. свой и монастырский скот зависимые от Лавры влахи.3 В суммарной описи владений монастыря упоминается о находившемся в этой же феме селе Хостианы, которое еще в 1115 г. было подарено Лавре вместе с катуной влахов Никифором Кефалой. Авторы комментированного критического издания актов Лавры считают вполне возможным, что этимология названия села восходит к романскому — «место жертвоприношения».5 Возможно, и в этом селе было немало постоянно проживавших влахов. О влашских селах и селах со смешанным греко-славяно-влашским населением несколько раз упоминает митрополит навпактский Иоанн Апокавк (речь идет о Южном Эпире в первой трети XIII в.)." Нам неизвестно, полностью ли опубликовано одно из судебных решений этого митрополита, в котором говорится о целом влашском селе, находившемся в пронии и плохо встретившем своего господина, прибывшего со своим гостем.7

Современник Аиокавка архиепископ Охрида Димитрий Хоматиан сообщает, что в епархии ботротского епископа (Южная Албания) было село влахов, «посаженных на землю» (etc yfjv npo8 В Виргинской грамоте (1257-1258 гг.), признаваемой достоверной в данной ее части, упоминается о влашском горном селе Крапа в Средней Македонии (Дебрский округ), которое было подарено сербским госуда-

1 М. Gyóni. Scylitzes et Ies Vlaques. — «Revue d'histoire comparée, XXV année, v. VI, № 2, 1947, p. 170-173; E. Stãnescu. Byzantinovlachica, p. 413.

2 О локализации см. новейшие работы: Б. Панов. Струмичката облает во времето на Самоил. — «Ишада години од востанието на комитопулите и создаваиьето на Самоиловата држава». CKonje, 1971, с. 159-163; Т. Томоски. Блешки за некой месности во Македони а во почетокот на XI в. — Там же, с. 204; Cedr., II, р. 457.15.

3 Actes de Lavra. Premiere pârtie des origines à 1204. Edition diplomatique par P. Lemerle, A. Guillou, N. Svoronos... Paris, 1970, № 66, p. 344.4-18.

1 Ibidem, p. 363.45-47.

5 Ibidem, p. 374.

6 S. Pétridès. Jean Apokaukos. — ИРАИК, XIV, 1909, p. 19-20.

7 Мы пользуемся неизданным текстом по рукописи Греч. 250, л. 63, хранящейся в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Это решение опубликовано по иной рукописи (?) в недоступном нам издании (см. об этом: Г. Г. Литаврин. Болгария и Византия..., с. 155, прим. 277, с. 156).

* Aualecta sacra et classica Solesmensi parata, ed. J. B. Pitra, VI. (Roma, 1891, p. 341). Д. Аигелов подчеркивает, что влахи не были здесь старожилами — они были нспомещены на землю после того, кай разорились и попали в зависимость. (Д. Ангелов. Принос към народлостпите и поземлени отношения в Македония (Епнрскня деспотат) проз първата четверт на XIII в. — «Известия на Камарата па народиата култура. Серия: хуманитарни науки», т. IV, № 3, София, 1947, с. 28; Его же. Аграрпите отношения, с. 105, бел. 1).


145

рем монастырю Георгия Быстрого близ Скопье.' В 1293 г. византийский император отнял у влахов землю в селе Бреснице и подарил ее Хиландарскому монастырю.2

Вряд ли можно сомневаться в том, что среди перечисленных поселений были и такие, где влахи не только зимовали из года в год и не только в какой-то части жили здесь зимой и летом, но и занимались земледелием. Мы не рискуем, однако, утверждать, что влахов-земледельцев было много уже в Х-ХП вв. Несомненно, те влахи, которые (подобно упомянутому Веривою) превращались в горожан, подвергались особенно быстрой ассимиляции. Даже Ларисса, столица Эллады, была тогда городом полуаграрного характера. Основная масса ее населения была так или иначе связана с ведением земледельческого хозяйства. Переход влахов-селян к городскому быту представляется при этом более естественным, чем поселение в городе влахов-горных пастухов. Однако следует считаться с выводами югославских историков, что наиболее активным процесс оседания влахов и превращения их в земледельцев на сербско-хорватских землях совершался именно в XIII-XIV вв. и был связан с рядом глубоких политических и социальных причин. Перекройка государственных границ на Балканах, конечно, тяжело отражалась на условиях хозяйственной деятельности влахов, разрывая трассы их традиционных кочевий. Не менее тяжелые последствия имел и постепенный процесс аграрного освоения земель в низменных районах, в долинах и на побережье, приводивший к сокращению зимних пастбищ и к постепенному вытеснению влахов с их стадами в горы.3 Даже в Фессалии перед влахами, где их было особенно много, уже в конце XII—XIII вв. должна была встать дилемма: или уход в горы, или превращение в таких же земледельцев, какими были здесь местные греки и славяне. И, вероятно, большинство их предпочитало все-таки горы: по представлению очевидца, проезжавшего здесь в последней трети XII в., еврейского путешественника Вениамина Тудельского, влахи — обитатели именно горной, северной части Фессалии.4 Следовательно, зимовища

1 П. Петров. Към въпроса за автентичиостта на Виргинската грамота и достоверността на съдержащите се в нея сведения^ — «Годишник на Софийския университет. Филос.-истор. факултет», LI, 2, 1957, с. 219-226. Ср.: Л. В. Горина. Социально-экономические отношения во Втором Болгарском царстве. М., 1972, с. 18. Не было ли это село влашским уже тогда, когда оно было отдано монастырю его ктитором, болгарским царем Романом (980-991 гг.)? О местоположении села и его последующей истории см. подробно: J. Трифуноски. Указ. работа, с. 20-21.

2 Actes de Chilandar. — «Византийский временник» (далее — ВВ.) XVII, 1911. Приложения, №№ 2.6-7.

3 Th. Cäpldan. Darstellung der ethnologischen Lage am Balkan mit besonderer Berücksichtigung der Makedorumänen (Aromunen). — «Südost-Forschungen», 7, 1942. S. 536-537; M. Gyóni. L'oeuvre..., p. 29-33; E. Werner. Yürüken und Wlachen. — «Actes du I Congrès international des etudes balkaniques et sud-est européennes. III. Histoire. Sofia, 1969, p. 606.

4 Th. Capidan. Darstellung..., S. 53.2; M. Gyóni. La transchumance..., p. 37.


146

в долинах, бывшие некогда основной хозяйственной базой этих влахов, должны были также переместиться в менее благоприятные для жизни в это время горные районы. Либо же зимовища, в которых некогда с сентября-октября по апрель-май жили нормальным сельским бытом целые семьи влахов, должны были постепенно превратиться в холодные хижины, в которых жили лишь мужчины во времена выпаса скота на арендованных зимой пастбищах. Так обстоит дело теперь в соседних с Пиндом равнинах.1

Мы склонны считать, что сезонные кочевья влахов уже в то время, когда о них впервые стали упоминать в источниках, отнюдь не представляли собою беспорядочное перемещение влашских общин с их стадами по всем горным массивам полуострова — каждое лето в какой-либо его новый район. Они образовывали несколько крупных и мелких ареалов, в пределах каждого из которых лежали их постоянные, традиционные трассы, закрепленные обычаем и условиями социально-политической жизни за определенными малыми и крупными контингентами влахов.

Влахи платили налоги, несли военную службу, выполняли отработочные повинности, были прихожанами церкви; они попадали в зависимость от частных лиц, церкви и монастырей, пасли скот на землях своих господ. Вместе с тем следует учитывать, что горные районы Балкан пересекали охраняемые государственные границы. Все это, на наш взгляд, мешает думать, что в X-XII вв. были сколько-нибудь значительная миграция крупных влашских контингентов из южных районов Балкан в северные или наоборот, как и из западных областей полуострова — в восточные. Медленная инфильтрация, разумеется, могла иметь место, но она совершалась лишь в соседних районах, а не охватывала всю рассматриваемую здесь территорию. Примером можно считать переход могленских влахов на земли Афона в количестве 300 семей на рубеже XI-XII вв. и их поселение здесь по соглашению с монахами в качестве постоянных обитателей.2 Подобная инфильтрация могла иметь место и в Подунавье: переправа через эту крупную реку была освоена еще в глубокой древности, и печенеги, например, не испытывали особых затруднений в доставке на левый берег награбленной добычи, в том числе скота. Но мы не думаем, что эта инфильтрация могла связать западные земли полуострова с нижним Подунавьем и принять крупные масштабы в период, когда здесь с середины XI до середины XII в. хозяйничали печенеги, узы и половцы.

Вполне вероятно, что жизнь и быт влахов в Фессалии, как они описаны Кекавменом, имели здесь существенные особенности. И все-таки мы не можем согласиться, что пребывание влахов-мужчин в разгар лета в месте зимовищ, а их семей вместе со стадами скота в горах является исключением. Организация сезонных перегонов обеспечивала, видимо, возможность отсутствия части мужского населения в горах в течение лета. Алексей I в 1091 г. производил набор воинов

1 Th. Carolus-Barré. Op. cit., p. 671-672.

2 M. Gyóni. Les Vlaques du Mont Athos, p. 30-42.


147

среди влашского населения весной,' не считаясь с циклами их хозяйственной деятельности. На лето могло приходиться и время выполнения основных отработочных повинностей в пользу государства, связанных с обслуживанием дорог, главная масса грузов по которым перевозилась также в летние месяцы.

Но главное состоит в том, что свидетельство Кекавмена подтверждается документом, составленным на основе подлинной переписки Алексея I Комнина и патриарха Николая и вынесенных в результате ее в 1105 г. решений относительно изгнания влахов с Афона. Монахи, говорится в документе, сокрушались после их изгнания, помня о стольких радостях: «о молоке и сыре, о шерсти и о пиршествах, о сделках и товарах для друг друга — я имею в виду влахов с монахами — и о попойках дьявольских, которые обнаружились впоследствии. Вошел ведь дьявол в сердца влахов, а имели они с собою и жен своих, носящих, как пастухи, мужскую одежду, и пасли овец и служили монастырям, доставляли для них сыр, молоко и шерсть, изготовляли и хлеб по просьбе монастырей и, проще сказать, подобно дулопарикам, были желанны дЛя монахов. Что же из-за них случилось, стыдно и говорить, и слушать. Впрочем, страдая и боясь греха, сами (монахи) и исправили ошибки, не только возвестив о сем исихастам, затворникам и столпникам, но и самому патриарху кир Николаю, изложив все письменно, а именно, что влахи жен своих имеют пастухами, а что же через них сотворил диавол, недозволено было пересказать на письме. Однако нет тайного, которое не было бы узнано и не стало бы явным». Влахов изгнали вместе с их стадами. «Отправилась же вместе с влахами и вся толпа монахов к князю тьмы, и печаль наполнила сердце наше. Ведь было всего влахов 300 семей, а василевс говорил патриарху, что это были катуны, и поэтому он не один раз хотел наложить на них десятину, но не пожелал сделать этого из-за архонтов епархии, чтобы они не возлагали тяготы на монастыри и не обрекали на них монахов. И количество влахов стало бросающимся в глаза, а монашеским же числить и называть это бесчисленное множество было невозможно» .2

Именно замечание * влахи жен своих имеют пастухами» и дает нам основание предполагать, что, сколь ни тяжелы были труд и жизнь на летних пастбищах, часть мужчин-влахов не помогали семьям и оставалась на месте зимовищ. Как в горах летом влахи пасли свой скот, объединяясь в группы по несколько десятков семей, так и оставшиеся на лето в долинах мужчины, вероятно, помогали друг другу в подготовке к зиме, в заготовке муки,3 сена,4 в исполнении государственных

1 Анна Комнина, с. 267-268.

2 Ph. Meyer. Die Haupturkunder f ür die Geschichte der Athosklöster. Leipzig, 1894, S. 163.10-14, 17-31, 31-36; 165.1-5.

3 Иоанн Апокавк сообщает, что хозяева стад перед их водворением на зимовку старались успеть обеспечить свой дом на зиму достаточными запасами муки, перевозя ее до осеннего разлива рек на вьючных животных
(S.Pétridès. Op. cit., p. 7.30-35).

4 Влахи, занимающиеся перегонным овцеводством, имели лошадей, мулов, ослов и должны были, хотя бы частично, запасать сено для прокорма животных во время зимы.


148

повинностей, в перевозках грузов и других работах по найму,1 в обработке кож,2 в торговых предприятиях и т. п.

Как ныне установлено, влахи издревле служили в качестве государственно-обязанных стражников складов вдоль императорских дорог империи, находившихся в ведении секрета почты, и в качестве перевозчиков товаров как для официальных властей, так и для частных лиц. Влахи-охранники и перевозчики, известные по более поздним источникам под термином «киелаторы» (видимо, соответствующим румынскому călător3) были, вероятно, теми «путниками» (óSîxcu), которые в 976-980 гг. убили комитопула Давида. Развитая и заботливо поддерживаемая сеть дорог империи могла потребовать значительного персонала, обеспечивавшего ее бесперебойное функционирование. Знание же местности, погодных условий в горах, трудных перевалов делало именно влахов незаменимыми в этом деле, как и в службе проводниками военных экспедиций, в препровождении посольств, крупных чиновных лиц с их свитой и купеческих караванов.

Влахи, пасущие в течение лета скот на горных пастбищах, должны были произвести сезонную стрижку овец, приходящуюся на май-июнь, мойку и первичную обработку шерсти, а также заготовку сыра (на питание и продажу). Вряд ли в этом отношении положение серьезно отличалось от того, каким оно было в XIV в.: согласно хрисовулу Стефана Милути-на от 1318 г., зависимые влахи должны были отдавать ежегодную ренту натурой, в том числе и сыром «с планин» (с гор)/

Скупщики влашского сыра (брынзы), широко известного не только в империи, но и за границей уже в XII в., доставляли его в Константинополь; туда же отправлялась и изготовленная влашскими женщинами верхняя шерстяная одежда, доступная беднякам столицы.6

Мы уже упоминали о том, сколь серьезные последствия для влахов имела перекройка в результате войн государственных границ. Существенные перемены в обычный распорядок их жизни вносили также мятежи, вторжения врагов, передвижения враждующих армий. Обладая значительно большими, чем земледельцы, возможностями спасти от разграбления свое основное «самодвижущееся» имущество, влахи, однако, в случае неудачи рисковали сразу же оказаться нищими в большей степени, чем постоянные оседлые жители. Кекавмен рассказывает о том, что в военных условиях влахи нередко стремились обрести большую маневренность, уводя свои семьи по договору с властями той или иной стороны под защиту крепостных стен,6 а сами, видимо, уходили в горы, пряча и охраняя стада.

1 В приведенном тексте о влахах Афона достаточно ясно говорится о том, что они выполняли для монахов работы по какому-то соглашению с ними.

2 Выделка кож вряд ли возможна в походных условиях в горах.

3 См. о термине и о спорах о нем: Визвнтийски извори, III, с. 76, бел. 20; Е. Stãnescu. Byzantinovlachica, p. 413-416.

4 Е. Stãnescu. Byzantinovlachica, p. 415. sM. Gyóni. La transhumance..., p. 29-30. 0 Советы и рассказы..., с. 270.13-20.


149

Источники X-XIH вв., известные нам, не содержат, к сожалению, ясных указаний на какие-либо иные бытовые или антропологические особенности влахов.

Свободные влашские группы составляли уже упоминавшиеся катуны. Этот термин впервые употреблен в таком значении в приведенном выше документе о влахах Афона.1 Он означал влашскую общину и одновременно их поселение. Вопреки часто встречающемуся в литературе утверждению,2 влахи Афона составляли не одну катуну из 300 семей, а несколько или много катун. По-видимому, в отличие от земледельческих общин, это были гораздо более устойчивые образования: член такой общины был не в состоянии заниматься своей специфической хозяйственной деятельностью без постоянной помощи других. Перегоны стад, их охрана от людей и хищников, необходимость многократно сооружать временные жилища, целесообразность выпаса скота крупными отарами и т. д. делали практически невозможной жизнь скотовода-влаха вне катуны.

Из более поздних источников известно, что каждая катуна имела своего главу, чаще всего называвшегося «чельником»,3 внутри каждой катуны была иерархия, существовавшая и между катунами, объединявшимися в более крупные над-катунские организации во главе с кнезами. Чельники катун с их старейшинами ведали всем внутренним распорядком жизни, общими хозяйственными делами и поддерживали контакт с официальными властями. Порою значительная изолированность катуны от внешнего мира и особенности всего быта влахов обусловливали сосредоточение в руках чельника значительной власти над членами общины.1

К сожалению, в источниках Х-ХШ вв. мы не обнаружили никаких указаний на внутреннюю организацию катуны. Есть лишь упоминание о выдающихся влахах в их среде. Во время восстания 1066 г. влахи, составлявшие значительную часть повстанческого войска Ни-кулицы Дельфина, имели собственного «избранника архонта» (лрокрг-Tov ctÙTÓòv dpxovxa); Славоту Кармалака, пользовавшегося у них огромным авторитетом, опасность расправы над ним со стороны Никулицы крайне обеспокоила влахов.5 Анна Комнина упоминает о «знатном» (ёккрпос) влахе Будило, который известил Алексея I о приближении

1 Этот термин неоднократно употребляет и Кекавмен, однако лишь в значении «военный лагерь», «стоянка войска*. О происхождении термина см.: Советы и рассказы..., с. 356, 528-529, 543; S. Dragomir. Vlahii din nordul peninsulei Balkanice in evul mediu. Bucarești, 1959, p. 113-114.

2 M. Gycni. Les Vlaques du Mont Athos, p. 38.

3 Кекавмен толкует это слово как «болгарское» со значением «стратиг», «военачальник» (Советы и рассказы..., с. 173, 429).

4 М. tpiuiunoeuh. Указ. соч., с. 81-106; Рад. Ивановиа. Катунска насела на манастирским властелинствима. — «Историски часопис», V, 1954-1955, с. 407-408; Ð. Weigand. Die Aromanen. Ethnographisch-historische Unter suchungen uber das Volk sogenannten Makedoromanen oder Zinzanen, I. Leipzig, 1895. S.185-187.

s Советы и рассказы..., с. 264.9-18.


150

войск Лжедиогена. Однако прочие влахи тех мест, откуда прибыл Будило, в это же время помогали Лжедиогену.1 Возможно (особенно в нервом случае), здесь идет речь именно о челышках влашских катун или их объединениях.

Из среды старейшин и чельников влахов уже в X—XI вв. стала выделяться влашская знать, основным богатством которой было, разумеется, на первых порах движимое имущество и скот и которая постепенно проникала в состав господствующего класса империи. Полагают, что некий игумен Косьма Боспоро-Тинтилукского монастыря в середине XI в. был влахом по происхождению.2 Известны и другие знатные люди с прозвищем «Тинтилук» (монах и прот Григорий Тинти-лук на рубеже Х1-ХП»вв.,3 Андроник Тинтилук — наместник Лаоди-кии при Мануиле I/ Василий Тинтилук — хартуларий и военачальник при этом же императоре,5 еще один Тннтилук — анаграфевс фемы Сервия, подписавший акт от апреля 1163 г.).в Таким образом, видные влахи становились в XI-XII вв. военачальниками, крупными чиновниками и деятелями духовенства империи. К сожалению, мы не знаем общественного положения ларисского горожанина Веривоя Влаха. Но тот факт, что решение принять участие в восстании вынесли самые видные люди города, которые затем вместе с предводителями влахов и болгар собрались на совет в доме Веривоя, свидетельствует о его влиянии и богатстве.

Обстоятельства и ход восстания 1066 г. позволяют заключить, что знатные влахи Фессалии поддерживали в это время провинциальную военную аристократию в ее стремлении отобрать трон у столичной бюрократической знати. Может быть, не случайно знатный влах Будило из населенных влахами восточных отрогов Балканского хребта проявил особое рвение, содействуя ставленнику победившей военной аристократии Алексею I Комниыу, тогда как рядовые члены катун помогали врагам императора.

1 Анна Комнина, с. 267; М. Gyóni. La premiere mention historique des Vlaques des moiits Balkans. — «Ada antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae», I, 3-4, 1952, p. 502-515.

2 G. Murnu. L'origines des Comnènes. — «Bulletin de la section historique de Г Academic roumaine, XI, 1924, p. 215; И. Соколов. Состояние монашества в византийской церкви. Казань, 1894, с. 239; F. Dölger. Regesten der Kaiserurkunden des oströmischen Reiches, II. Berlin-München, 1925, Ms 874; Cedr., II, p. 533; V. Laurent. Le Corpus des sceaux de 1'empire byzantin, V, 2, L'Eglise. Paris, 1965. № 1270 (?), 1271. (Чтение «Тинтилук» вместо ранее принятого «Цинцилук» обосновано Г. Хунгером — см.: Н. Hunger. Рецен зия на указ. труд В. Лорана — «Jahrbuch der österreichischen byzantinistik», 16, 1967, S. 327).

3 V. Laurent. Op. cit., № 1311.

1Анна Комнина, с. 308-309; F. Dölger. Op. cit., № 1211. " Nìc. Chon. Op. cit., p. 65, 133; Cinn. Op. cit., p. 70, 132. 6Ch.Astruc. Un document inédit de 1163 sur l'évêché. Thessalian de Stagi. — «Bulletin de Correspondance Hellénique», 83, I, 1959, p. 206-215.


151

Через 90 лет в этом же районе был осуществлен совсем иной союз влашской знати — она выступила в тесном сотрудничестве с вождями болгар, восставших в 1185 г. против византийского господства.1 Ее общественная роль и политическое значение заметно возросли. В начале XIII в. влашская знать Фессалии вступила в соглашение с одним из представителей рода Комнинов, мечтавшем в это смутное время о создании независимого государства. Видимо, попытки такого рода предпринимали тогда и сами знатные влахи: горная область Фессалии («Великая Влахия»), как сообщает Никита Хониат, отказала в повиновении крестоносцам, находясь во власти «местного топарха»,2 через 70 лет фессалийские воины-влахи, поддержавшие одного из представителей рода Ангелов, не позволяли рыцарям покидать стены своих крепостей.3

Гораздо в большей степени, чем выделение знати, единство и прочность влашских катун должен был подрывать тесно связанный с образованием слоя богатых и влиятельных влахов процесс упадка материального благосостояния и социального равноправия рядовых общинников. Лишь логически мы можем заключить, что первоначально разные формы зависимости и эксплуатации должны были развиться в пределах самих влашских катун. В сохранившихся источниках мы находим данные уже о следующем этапе — о вовлечении в зависимость отдельных семей влахов и целых катун от частных могущественных лиц невлашского происхождения, от церкви и монастырей.

Есть свидетельство о существовании даже рабства в среде влахов в XIII в., однако оно недостаточно определенно. 18.VIII и 14.X 1285 г. некий Добрачин, сын Братославов, из катуны Ялова продал в Дубровнике сначала свою рабыню Милост из Боснии, а затем свою же рабыню Богдану из Сана.4 "Указания на место происхождения рабынь дало М. Филиповичу основания предполагать, что Добрачин был не собственником этих женщин, а лишь торговым посредником.5 Но можно допустить и иное: отмеченная деталь была не лишена смысла при заключении торговой сделки — она служила некоей дополнительной гарантией для покупателя, предоставляя ему некоторую возможность проверить законность прав Добрачина.

Для XI в. мы не обнаружили в византийских источниках прямых известий о феодально-зависимых влахах, для XII в. эти известия касаются преимущественно отдельных влашских семей или небольших их групп и лишь для XIII в. имеются известия такого рода и об отдельных влахах, и о целых их поселениях.

1 Г. Г. Литаврин. Болгария и Византия..., с. 431-437. г Nic. Chon. Op. cit., p. 841.

3 Georgii Pachymeris De Michaele et Andronico Palaeologis libri 13. Bonnae, 1835, p. 83.

4 Г. Чремошник. Канцеларски и нотарски списи 1278-1301 гг. Београд, 1932, с. 110-111, 115.

5 М. Филиповик. Указ. работа, с. 80.


152

Отдельные влахи, попадавшие в зависимость, теряли связи со своей катуной, чаще всего они становились пастухами или дворовыми холопами своих господ, а иногда и попросту париками, зависимыми земледельцами. Но в том и другом случае это были уже оседлые жители.

В акте Зографского монастыря от 1142 г. упомянут парик Стефан Мавровлах.1 В простагме Андроника I Комнина, выданной в 1184 г. в пользу Лавры, говорится, что зависимые от монастыря влахи пасли монастырский и собственный скот на горе Кожух и были прогнаны оттуда некими половцами, которые пытались «распоряжаться чужими влахами и болгарами, как собственными» и «экскуссировать их по укоренившемуся доныне несправедливому обыкновению», не платя монастырю десятины. Для прогнанных с горы Кожух влахов, вынужденных пасти скот в других районах фемы Моглен, на имя Лавры даруются две мандры и право пасти скот на казенных пастбищах горы Кравица. Влахи, разумеется, остаются париками монастыря.2

Впоследствии Лавра добилась и возвращения Кожуха: в суммарной описи ее владений упомянуты «катуна влахов и гора, называемая Кожух». Здесь же добавлено, что в архонтии Водинов, в деревне Бре-стиане Лавре принадлежит земля, исчисляемая в 9 париков-зевгара-тов и включающая пастбшцную землю, «которая была подарена монастырю из-за влахов, ему принадлежавших».3

В подобной описи владений и имущества монастыря Богородицы Милостивой (XII в.) замечено, что монахи платили в казну некий налог «по той причине, что монастырь имел зависимых влахов».4

В 1198-1199 г. Стефан Первовенчанный подарил Хиландарю девять деревень, несколько виноградников, пастбища, пасеку и особо упомянутых 170 влахов в Прилепско-Битольской области.5

О деревне некоего прониария, где было много «влахов родом», мы уже упоминали, как и о влашской деревне Крапа, принадлежавшей монастырю Георгия Быстрого, и о влахах, «посаженных на землю» в ботротской еписконии. Согласно известию Иоанна Апокавка, в конфликте из-за сбора желудей в одной из деревень Южного Эпира был избит один из зависимых влахов.6

Из более поздних документов известно, что в тех случаях, когда в зависимость попадали целые катуны влахов, они могли сохранить свой прежний быт, совершая сезонные перегоны скота, большей частью принадлежавшего их господину. При этом господин своею волею вводил среди зависимых катун хозяйственную специализацию: одна катуна содержала овец, другая — лошадей, третья — даже свиней.7

1 Actes de Zographou. — ВВ, XIII, 1907. Приложение, с. 13.

2 Actes de Lavra, № 66, p. 344.2-18.
» Ibidem, p. 363.45-51.

4 Le monastère do Notre Dame de Petié. — Известия Русского Археологического института в Константинополе. Далее — ИРАИК, VI, 1900, с. 124. '- Акты Хиландаря. — ВВ, XIX, 1913, №№ 4-5, с. 377.

6 Греч. № 260, л. 64.

7 М. Филиповиh. Указ. работа, с. 77-79; Рад. Ивановик. Дечански катуни, с. 258.


153

Обязанности влахов не сводились только к заботе о скоте, они выражались также в разного рода иных работах в пользу господина (косьба, перевозка соли, рубка леса) и в натуральных выплатах (сыром, овчинами, шерстью и т. п.).1

Источники XI-XIII вв., происходящие, как правило, из кругов, близких к господствующему классу, или даже официальные документы содержат иногда замечания с раздражительной отрицательной характеристикой влахов как этнической группы. Подобного рода рефрены характерны для византийских памятников той эпохи вообще не только по отношению к влахам, но и по отношению к болгарам, сербам, франкам, венграм и т. п. Однако именно относительно влахов эти ремарки особенно выразительны. Они, видимо, заслуживают внимания историка при всей их тенденциозности, ибо на неприязнь греков к влахам намекает и абсолютно в данном случае беспристрастный еврейский путешественник Вениамин Тудельский. Приведем высказывание на этот счет Кекавмена, который был родственником Никулицы Дельфина, серьезно пострадавшего в результате восстания 1066 г. влахов и болгар Фессалии.

«Уведомляю вас и детей ваших, — пишет он, — также о следующем. Поскольку племя влахов отличается крайней неверностью и развращено, не хранит подлинной верности ни Богу, ни василевсу, ни родственнику или другу, но стремится всех перехитрить, часто лжет, еще больше ворует, ежедневно клянется страшными клятвами своим друзьям и с легкостью нарушает клятвы, устраивает побратимства и вступает в кумовство, помышляя таким образом обмануть простоватых, никогда не соблюдало верности никому, в том числе и древним римским императорам, поэтому император Траян воевал с ними и, наголову разгромив, пленил их... Они трусливы, сердца их заячьи, наглость же их также происходит от трусости. Поэтому я призываю вас, чтобы вы нисколько не доверяли им. Если когда-нибудь случится мятеж, а влахи разыгрывают дружелюбие и верность, клянясь Богом соблюдать ее, не доверяйте им. Лучше для вас вообще не требовать от них клятв и не клясться самим, лучше остерегаться их как злодеев, чем обмениваться с ними клятвами. Итак, верить им нельзя вообще, но притворяйся, что ты их друг. Если же когда-либо вспыхнет мятеж в Болгарии, как было выше рассказано, и если они станут уверять или даже клясться, что являются твоими друзьями, не верь им. Если они захотят привести в крепость Романии своих жен и детей, разреши им привести их. Но в то время, когда они будут находиться внутри укрепления, сами (влахи-мужчины) пусть остаются снаружи. Если они пожелают посетить свои семьи, пусть входят по двое или по трое. Когда же они уйдут, пусть входят к тебе другие. Тщательно

1Рад. ИвановиИ.. Катунска насела, с. 404-406; Е. Stãnescu. Byzantino-vlachica, p. 414-415. Мы оставляем здесь вопрос о 300 семьях влахов на Афоне в стороне, так как отнюдь не совсем ясно, можно ли их в полной мере считать феодально зависимыми от монастырей людьми.


154

охраняй стены и ворота. Поступая так, будешь в безопасности. А если ты позволишь им входить к их семьям большими группами, то крепость будет предана ими и ты, как змеей, будешь ужален ими. Вот тогда ты вспомнишь о моем предупреждении! Но если ты будешь остерегаться этого, то и их будешь держать в руках и сам не будешь иметь забот».1

Крайняя предвзятость и тенденциозность этих заявлений Кекавмена очевидна. Что касается хитрости (особенно военной) и притворной трусости, то в данном месте наш автор занял явно лицемерную позу: в военном разделе своего труда он почти в каждом стратегическом совете всячески превозносит хитрость (оправдывая при этом любое вероломство), если она обещает стратегический успех. Кекавмен сам лично сталкивался с влахами неоднократно: он нес какую-то службу в Элладе в период между 40-70-ми годами XI столетия. Мы считаем, что в приведенном выше пассаже, говоря о влахах и их готовности принять участие в мятеже «в Болгарии», «как было выше рассказано», он имеет в виду собственно не восстание 1066 г., ход которого он действительно изложил (оно вспыхнуло не в Болгарии,2 а в Элладе), а восстание 1040-1041 гг. (Петра Деляна), в подавлении которого Кекавмен лично участвовал.

Об особенно дерзком поведении «влахов родом» по отношению к своему господину-прониарию (который убил при этом одного из влахов) говорится в упомянутом судебном определении Иоанна Апокавка.

О «неблагодарности» влахов, которой они ответили на «милости императора», приняв участие в восстании 1185 г., пишет Иоанн Сиропул.3

Вениамин Тудельский, посетивший Фессалию около 1170 г., сообщает, что местные влахи-горцы, быстрые и легконогие, подобно козам, спускаются временами с гор, подвергая грабежу греков, что они непокорны и никто не может одолеть их в бою.'1

По нашему мнению, М. Дьони прав в своем предположении, что встречающиеся в византийских памятниках нотки неблагожелательства по отношению к влахам, можно, видимо, объяснить вполне реальными причинами — особенностями их хозяйственного быта, сопряженного с необходимостью перегонять стада на большие расстояния, зачастую — по густо заселенным земледельческим районам.5 Во время этих перегонов конфликты с местным населением были неизбежны.6 Имущественные споры не всегда разрешались полюбовно

1 Советы и рассказы..., с. 268.14-270.26.

2 Сербию, до которой дошли восставшие, Кекавмен также считает лежащей в Болгарии (Советы и рассказы..., с. 174.18), поскольку этот город входил какое-то время в фему «Болгария», однако мятеж 1066 г. вспыхнул все-таки не в Болгарии, а в Элладе.

3 М. Bachmann. Die Rede des Johannes Syropulos an den Kaiser Isaak II. Atigelos. Miinchen, 1935, S. 78.

' Th. Cãpidan. Darstellung..., S. 532.

sM. GyL'oeuvre..., p. 148.

r' О таких конфликтах сообщают и источники XIV столетия — их разрешение предусматривало сербское средневековое законодательство (Род. ИвановиН. Катунска насел>а..., с. 403-406; Его же. Дечански катуни..., с. 259-263).


155

даже в пределах одной социальной группы. Влахи к тому же, видимо, тяжело переживали процесс их постепенного вытеснения из долин и оказывали посильное сопротивление. Вольная жизнь в горах, вероятно, также не способствовала воспитанию духа безропотной покорности обстоятельствам.

В частности, на конфликтных ситуациях, возникавших иногда между земледельцами и влахами Фессалии, пытался сознательно сыграть Никулица Дельфин, стремясь расколоть восставших в 1066 г., но знаменательно и то, что он не достиг при этом желаемого успеха.1

Жившие постоянно в окружении греческого и славянского населения влахи испытывали влияние одних и тех же социальных и политических условий, и в периоды крупных народных движений (восстания 1040, 1066, 1072, 1185 и других годов)2 в своей массе оказывались в одном лагере с восстававшими болгарами, сербами и угнетенными греками.

, Со времени заселения славянами Балкан романизированное население полуострова жило в постоянном общении с ними, так же как и с другими народами этого региона. Однако славено-романские этнические взаимоотношения занимают особое место в истории влахов, происхождение которых нельзя рассматривать без учета этих контактов. Следы серьезного славянского влияния на влахов, например, можно усмотреть хотя бы в том, что оба имени двух лиц несомненно влашско-го происхождения, сохранившиеся от наиболее раннего времени, являются славянскими: Веривой (Беривой) и Славота. В связи с этим в историографии разгорелся спор принципиального значения. Одни ученые полагали, что влахи сохраняли одноязычие, пока они являлись этнически особой группой — допустить двуязычие или даже трехязычие влахов (влашский, греческий и славянский) для этих исследователей казалось равноценным признанию факта ассимиляции влахов в греческой или славянской среде.3 Другие ученые полагали, что билингвизм или даже терциолингвйзм влахов не является непременным показателем их ассимиляции.'1 Признавая несомненным наличие ассимиляционного

1 Г. Г. Литаврин. Восстание болгар и влахов в Фессалии в 1066 г. — ВВ, XI, 1956.

2 В литературе было высказано немало догадок относительно причин, приведших в 976-980 гг. к убийству влахами-«путниками» комитопула Давида (Б. ÍIpoKuh. Постанак словенске царевине у Македонии и у X в. — «Глас Српске Кражевске Академике», 76, 1908, с. 272; М. Gyóni. Scylitzes et Ies Vlaques. — «Revue d'histoire comparée», XXV, v. VI, 21, 1947, p. 168-169; E. Stãnescu. Byzantinovlachica, p. 407 sq.). Мы считаем, однако, известие Скилицы слишком глухим, чтобы, основываясь на нем, делать какие-либо определенные выводы об отношении влахов в это время к царству комитопулов и к Византии (как известно, законный болгарский царь Борис был убит в 976 г. болгарином-лучником, но, как оказалось, по ошибке).

3 A. D. Keramopulos. Ti eivm oi KoutoóßX.axoi; Athen, 1939, p. 104-109; L. Marcu. Рецензия на S. Dragomir. Op. cit. — «Revue des etudes sud-est
européennes», I, №№ 3-4, 1963, p. 600.

4 W. Elwert. Рецензия на A. D. Keramopulos. Op. cit. — BZ, 41, 1941, S. 498; M. Gyóni. Le nom..., p. 247.


156

процесса среди балканских влахов уже в Х-XIII вв., мы считаем более правильной последнюю точку зрения. Вопрос о происхождении влахов сложен и заслуживает особого исследования.

Остановимся теперь на налоговых и прочих повинностях влахов по отношению к государству. Свободные влахи, так же как и прочие подданные империи, подразделялись на военнообязанных и подведомственных лишь секрету фиска. Первая категория также не была полностью избавлена от уплаты налогов и иных повинностей, но основная их тяжесть лежала на второй категории влахов.

Согласно документу П05 г. (как и по акту 1184 г.), влахи должны были уплачивать в пользу казны десятину со скота. В конце XI-XII вв. она уплачивалась не только влахами, но и другими собственниками нетяглового скота (с упряжек быков налог включался в поземельный), о чем сообщает Феофилакт Ифест.1 В науке до сих пор не установлены происхождение, формы и размеры этого налога. Большинство ученых отличают эту подать от других налогов со скотоводов.2 Ж. Руйар приравнивает ее к мандратикию (налогу на зимние загоны для скота),3 отличному от пастбищного налога — энномии.4 Мы считаем мнение этой исследовательницы, что десятина была основным налогом с влахов, справедливым. Ф. Дэльгер в рецензии на работу Ж. Руйар высказал догадку, что десятина — есть подлинно десятая часть от поголовья скота и сбор ее восходит к практике использования заброшенных земель (класм) государством через сдачу их в аренду (в таком случае также взыскивалась одна номисма, если сдаваемая в аренду земля оценивалась в 10 номисм). Однако этот ученый также не считает вопрос решенным: '/ю при аренде составляла все платежи, а в данном случае дело десятиной не ограничивалось.5

Было известно, что энномий — пастбищный налог — взимался из расчета: I номисма со ста овец (или коз) и 1/аномисмы (или один милиарисий) с каждой головы крупного скота (лошади, ослы, мулы, крупный рогатый нетягловый скот).0 Ныне мы располагаем новым документом, который позволяет уточнить порядок взимания энномия. Оказывается, при этом взыскании предполагалось, что владельцу скота одновременно предоставляется государством по 2,5 модия пастбищной

1 Г. Г. Литаврин. Болгария и Византия..., с. 319-320.

2 F. Frances. Păstorii vlahi din imperiul bizantin în secolele XIII-XIV. — Studi Revistă de istorie», I, 1956; V. Laurent. Рецензия на указ. работу Э. Франчеса. — BZ, 49, 1956, S. 502; М. Gymi. Les Vlaques..., p. 39.

3 Нам представляется убедительным вывод Н. А. Минореску, что этот термин означал прежде всего зимние загоны и стойла для скота (N. A. Minorescu. Mandra, senuna, simbra. Trois anciens termes pastoraux au nord et au sud du Danube. — «Revue des etudes sud-est européennes», III, 3-4, 1965, p. 651-653).

4 G. Rouillard. La dîme des bergeres sous Alexis Comnène. — «Melanges
offerts à N. Jorga». Paris, 1933, p. 779-786.

sF. Dólger. Рецензия на работу Ж. Руйар. — Byzantinische Zeitschrift, 33, 1933, S. 448.

6M. Gyóni. La transchumance..., p. 38.


157

земли на каждую овцу и по 10 модиев — на каждое крупное животное, причем земли не летних, а именно зимних пастбищ (самые эти пастбища назывались «шестимесячным зимником» — тоXEiiuovumtcov èÇánr|vov). Учитывалось при этом, какие овцы у хозяина — крупные или мелкие. Этот текст, относящийся, по мнению издателя, к XI-XII вв., повышает энномий с крупного скота вчетверо (1 золотая номисма с каждых трех голов).1 Но это повышение может быть чисто номинальным: фиск учел значительное снижение золотого содержания номисмы сравнительно с X веком. Мы хотели бы в связи с этим заметить, что новый текст не дает основания к уподоблению десятины мандратикию, как это делает Ж. Руйар, а оправдывает приравнивание к нему энномия (за зимние пастбища), поскольку мандратикий взимался также с зимних загонов со скота, но это — лишь гипотеза.

Однако налоги с влахов этим не ограничивались: они платили также пориатикий — налог за прогон скота по государственным или частным землям, разного рода канискии («подарки») чиновникам фиска, так называемую «дачу овец» (с приплода?) и «прочее», как это нередко говорится в официальных документах. В поздних сербских актах говорится также об уплате влахами в пользу государства налогов шкурами, шерстью, кожами, арканами, сбруей, сыром, маслом и т. п.

Налоги взыскивались обычно в сентябре или в сентябре и марте (впрочем, данные о сборе податей в марте нерегулярны). Мы считаем, что решение влахов принять участие в восстании 1066 г. было высказано именно сбором с них повышенных налогов осенью 1065 г.: как сообщает Кекавмен, Константин X сделал для них «налоговые надбавки, исчисляемые многими номисмами». Требование снизить налоги было основным лозунгом восставших, и восстание удалось погасить именно тогда, когда император прислал письменную клятву, что отменяет «все, что надбавил со дня, когда начал царствовать, вплоть до нынешнего».2 Налоги же эти вызвали возмущение не только влахов, занятых скотоводством, связанных с сезонными перегонами овец, но, видимо, и тех, которые обрели оседлость и даже жили в городе (Веривой Влах).

Не были, конечно, избавлены влахи и от отработочных повинностей в пользу государства, которые, как мы уже упоминали, связываются ныне в историографии с термином «келаторы»: он означал влахов, охраняющих склады казны вдоль императорских дорог, а также влахов, перевозивших казенные грузы, препровождавших пленных, посольства, чиновных лиц, служащих проводниками в горах и т. д. Влахи этого же разряда, видимо, привлекались и к охране императорских стад. К службе такого рода, как к государственной повинности, могли, по всей вероятности, привлекаться даже видные люди.

1 Е. Schilbach. Byzantinische metrologische Quellen. Düsseldorf, 1970, S. 14, 59, 60.

2 Советы и рассказы..., с. 260.18-21.


158

интересно на этот счет свидетельство участника IV крестового похода французского рыцаря Робера де Клари. Он пишет, что до восстания 1185 г. Асень «охранял табуны коней императора» за Балканским хребтом и по его требованию периодически отправлял ему коней (например, по 60 или по 100), ежегодно являясь ко двору.1

Согласно поздним источникам этого рода, повинности «келатора» считались менее почетными и более тяжелыми, чем повинности и служба влахов — «войников».2 Действительно, согласно свидетельству Никиты Хониата, Асень и его брат Петр (мы отнюдь не считаем их безоговорочно влахами, но полагаем, что не одни влахи в империи исполняли для казны ,эти два вида службы) настаивали перед Исааком II Ангелом о зачислении их в привилегированное войско, прося дать им одновременно «деревеньку» на Геме.3

Споры в литературе относительно военной службы влахов сводились в основном к двум вопросам: призывались ли влахи в империи на военную службу (разумеется, влахи, входившие в сословие страти-отов) на общих основаниях с прочим населением или же из них формировались особые воинские соединения.4 Нам представляется, что здесь нет альтернативы: влахи призывались на общих основаниях с прочими крестьянами, внесенными в список стратиотов, но внутри стратиотского ополчения из них формировались особые влашские соединения, ибо византийские полководцы всегда придерживались принципа формирования войска и его подразделений с учетом не только этнического принципа, но даже землячества (этот принцип обеспечивал большую возможность взаимовыручки в бою).

Говоря о новой должности Никулицы Старшего, полученной в 979 г. (начальство над влахами Эллады), М. Дьони пытался доказать, что это был эфемерный пост, одно звание, а не функция, не милость, а следствие опалы. Основанием к этому выводу было убеждение Дьони, что влахи служили на общих основаниях с прочими крестьянами, но не состояли в сословии стратиотов и призывались в легкую пехоту лишь в случае особой необходимости. К тому же Дьони приравнивал пост дуки к посту стратига фемы и считал, что одновременно с должностью доместика экскувитов Эллады Василий II отнял у Никулицы и пост дуки.5

Но император не лишил Никулицу поста дуки (текст не дает оснований для иного заключения), пост дуки в X в. не имел ничего общего с постом дуки в середине и конце XI в., когда он стал равен или даже превзошел по значению должность стратига. Дуки X в. коман-

1 Robert de Clari. La conquête de Constantinople, trad. par. P. Chariot. — «Poèmes et récits de la ville de France», XVI. Paris, 1939, p. 137.

2 Рад. ИвановиН. Дечански катуни..., с. 259-263.

3 Mc. Chon. Op. cit., p. 482-483.

4 M. Дьони. Влахи Барийской летописи, с. 241-244; Е. Stånescu. Byzantinovlachica, p. 424-428.

5 М. Gyóni. L'oeuvre..., p. 118-119, 240; M. Дьони. Влахи Варийской летописи, с. 240-244.


159

довали центральными или местными подразделениями тагмного войска и были подчинены соответственно либо командирам тагм, либо (в военное время) фемным стратегам. Мы считаем, что, сохраняя должность дуки местных тагм, Никулица одновременно принял командование влашским контингентом внутри фемного стратиотского войска, фемное же войско не исчезло и в XI в., и влахи-стратиоты составляли его особую часть.1

Поэтому мы вполне резонно можем считать, что еще до 979 г. влахи служили в качестве стратиотов в фемном войске Эллады, и такое же влашское войско участвовало в войне с сицилийскими (африканскими) арабами в 1025-1028 гг., о чем сообщают Барийские анналы,2 а не непременно набранное лишь в результате особых причин.3 Сравнение этих влашских воинов с теми, которых набирали от случая к случаю только в периоды особой опасности и для крупных во-.енных кампаний, неправомерно. Это сравнение делает Дьони, ссылаясь на свидетельство Анны Комнины о наборе болгар и влахов в 1091 г.и на сообщение Киннама о задунайском походе Льва Ватаца в 1166 г. Согласно известию Феофилакта Ифеста, осуществлявший набор болгар и влахов кесарь Никифор Мелиссин, получивший на этот счет в 1090-1091 гг. распоряжение Алексея I, требовал в болгарской феме Пелагония столько народу, что архиепископ умолял его прекратить набор рекрутов, так как иначе фема будет разорена вконец.4

Это уже, конечно, не регулярные стратиотские части (в этом Дьони прав). Однако процесс эррозии стратиотского войска не ощущался в той же мере в начале века, как в конце его: поэтому известия Ба-рийских анналов и Анны Комнины следует рассматривать под разными углами зрения.

В этой связи отметим еще два факта. В 976 г. Самуил осадил Лариссу, которую успешно защищал дед автора упоминавшегося не раз сочинения Кекавмен. Затем Василий II отозвал стратига Лариссы Кекавмена в столицу, а его преемником — скорее всего — стал «начальник влахов Эллады» Никулица Старший, сват отозванного. В 982-986 гг. он сдал измученный голодом город Самуилу. Болгарский царь пленил всю семью Никулицы и переселил охранявших город воинов и жителей на границу у Дуная, заставив их нести военную службу.5 Вряд ли мы ошибемся, признав достоверной позднюю болгарскую традицию, согласно которой среди этих переселенцев находились и влахи.*

1 Все контроверзы, связанные с этим, см. в нашем введении и комментарии к «Советам и рассказам»..., с. 86 ел., 341 ел., 352, 430 ел., 580.

* Monumenta Germaniae Historica, Scriptores, V, p. 51; /. Gay. L'ltalie meridional et l'empire byzantin..., I, 1904, p. 428-429.

3 M. Дьони. Влахи Барийской летописи, с. 244.

4 Epistulae Theophylactì archiepiscopi Bulgariae. — «Patrologiae cursuscompletus. Series Graeca», t. 126. Paris, 1864, col. 532.

6 Советы и рассказы..., с. 250.14-252.16; Cedr., II, p. 435-436. Паисия Хилендарского иеромонаха. История славеноболгарская. София, 1914, с. 19.


160

Второй факт — устойчивая византийская традиция XIII столетия, согласно которой фессалийские влахи обладали высокими воинскими качествами: Георгий Пахимер называл их даже потомками «древних эллинов, которыми предводительствовал Ахилл».1

Об участии влахов в центральном наемном войске, бывшем главной ударной силой имперской армии со второй половины XI столетия, данные отсутствуют. В заключительных клаузулах иммунитет-ных грамот XI-XII вв. влахи не упоминаются среди особых этнических подразделений наемных войск, но упомянутые клаузулы не были исчерпывающими на этот счет. В конце XI-XII в. среди византийских наемников были и армяне Фракии, и болгары, и албанцы, и половцы, и печенеги, и «вардарские турки» (венгры). Не будет ли противоречием общей ситуации в империи допущение, что клаузулы хрисовулов отражают истинное положение вещей — для влахов на этот счет в таком случае было сделано непонятное исключение.

Следует еще раз обратить внимание на сообщения западных хронистов о продвижении западных воинов на Балканах во время Первого крестового похода. В этих хрониках часто упоминается о неких «пин-цснатах» или «пинценариях» — византийских воинах на границах империи близ Савы и Западной Моравы. Эти воины «населяют Болгарию, бродя во множестве в самой чащобе дерев и кустов без управления и вдали от общества»; они вместе с греками и болгарами обходят границы империи и нанимаются за деньги на службу к катепанам пограничных районов; вооруженные латами, деревянными и роговыми луками, они проворны в бою, перед нападением «пинценаты» прикрепляют к древкам штандарты; владеют они и искусством плавания на лодках. В 1096 г. они, как наемники, находились в войсках катепана Белграда и Ниша и участвовали в столкновениях с крестоносцами.2

В историографии уже давно пришли к выводу, что эти «пинценаты» — «пачинаки» (или печенеги) византийских источников. Их первые попытки поселения в качестве воинов близ Ниша были предприняты еще в конце 40-х годов XI в.3 Но мы можем привести немало примеров, когда иноземные хронисты не всегда умели различить представителей разных, но сходных по образу жизни этнических групп.

В венгерских средневековых памятниках «пинценаты» называются обычно «бессенами» (ныне это толкуется как искаженное «бесермене»). Обратив на это внимание, С. Мангука высказал предположение, что под этим термином могли скрываться и влахи, которых архаизирующая литературная традиция именовала «бессами». Подобная традиция проявилась у Кекавмена, она могла иметь место и у Туроци, называвшем привычно «бессенами» «бессов», Никиты, катепанов Ниша и Белграда.4

1 Georgii Р achy те г is..., p. 83.

2 Gesta Dei per Francos... Hanoviae, 1611, p. 187-188.

' См., например: J. Калик. Подаци Алберта Ахенского о угарско-BH3aiiTHJCKHM односима крадем XI в. — «Зборыик филозофског факултета», I, 1968, с. 187-188; Cedr. II, р. 586-587.

4 S. Mangiuca. Die «Vlachen» des Kekaumenos. — «Romänische Revue», VJahrgang. Wien, 1889, S. 183-185.


161

Мнение Мангуки не получило признания. Но недавно к сходному выводу пришла и Г. Цанкова-Петкова, не зная работы С. Мангуки и приведя ряд новых важных аргументов. В частности, она отметила, что в анонимном житии венгерского короля Стефана I (997-1038 гг.) сообщается об эмиграции около 1001 г., тотчас после принятия Стефаном христианства, из болгарских земель, разоренных войнами с Византией, 60 «бессенов» («биссенов»), искавших убежища в Панно-нии. Но если «биссены» последней трети XI в. — печенеги, то кто же, спрашивает исследовательница, эти 60 «биссенов», ибо во времена крещения Стефана печенеги в пределах Болгарии еще не были известны. И она ссылается на Кекавмена, говорящего, что влахи — это древние бессы, и на Феофилакта Болгарского, упоминающего о некоем пострадавшем от чиновного произвола земледельца — бессе Михаиле Лампине.1

Итак, получается: одни западные хронисты называют наемников Никиты катепана «пинценатами», другие — «биссенами». В византийских же современных событиям источниках под «бессами» разумеются влахи. Мы отнюдь не считаем, что ставшее традиционным мнение2 («шшценаты» западных хронистов — только печенеги) нужно считать недоказанным, а хотели бы только еще раз обратить внимание на некоторые факты, заслуживающие в связи с этим удовлетворительного объяснения.

Мало согласуется с образом жизни и привычками печенегов и характеристика их как жителей чащоб Болгарии. У тех же крестоносных хронист